– Винна, нам стало известно, что условия, в которых ты сейчас живешь, могут быть для тебя небезопасны. Старейшина Балфур спрашивает об этом, чтобы мы смогли определить, правда это или нет, – спокойно сообщает мне старейшина Найпан.

Он улыбается по-доброму и терпеливо складывает перед собой руки. Я задумываюсь над его словами и смотрю на Лахлана. Не знаю, почему мне это важно, но мне любопытно узнать, что он думает, ведь из уст Найпана фактически прозвучали обвинения в адрес его ковена. Лахлан сидит, весь вытянувшись, не отрывая взгляда от старейшин. Маска на лице скрывает любые его эмоции, но я физически ощущаю, как от него волнами исходит злость. Он наверняка чувствует на себе мой взгляд, но не оборачивается, чтобы его поймать. Не знаю почему, но на долю секунды мне показалось, что он обернется. Может быть, все дело в том проблеске сострадания, которое я увидела в пропитанном смертью внедорожнике? То, как он смотрел на меня в ту ночь – с сочувствием и горьким пониманием, – совершенно не вяжется с категорией «безнадежный», в которую я его записала.

– Связывалась ли ты два дня назад с некоей Люси Бартон с просьбой оказать помощь в поиске и приобретении недвижимости?

На этом вопросе моя голова резко поворачивается к старейшине Клири. Откуда, черт возьми, ему об этом известно? Я чувствую ерзание за своей спиной: готова поспорить, парни задаются тем же вопросом.

– Да, – отвечаю я, не добавляя дополнительных подробностей.

Айдин вскакивает со своего стула.

– Винна, пожалуйста, ты должна выслушать нас!

– Тишина! – ревет на всю комнату старейшина Балфур.

Лицо Айдина искажают боль и мольба, но он повинуется приказу и садится на место. Боль на его лице отзывается во мне, но я стараюсь ее игнорировать и возвожу мощную защиту. Как бы я ни смотрела на происходящее, как бы ни анализировала, ни пыталась заглянуть поглубже в надежде, что просто чего-то не увидела… – правда в том, что я не могу им довериться, а без этого нет и надежды все исправить.

Его полные мольбы глаза ищут трещины в моих доспехах. Какое он имеет право так на меня смотреть? Как будто это я его раню. Да пошел он. Пошли они все.

– Ты несовершеннолетняя, Винна, и до Пробуждения тебе нельзя жить одной, – вежливо говорит старейшина Найпан, вырывая меня из мыслей.

Твою мать, только не снова! Мне двадцать два года, я взрослый человек по меркам страны, в которой мы живем, разве этого недостаточно?

– Я уже давно живу самостоятельно; я могу о себе позаботиться. У меня есть для этого средства и возможности, и я не понимаю, в чем проблема. Ситуация с Лахланом и его ковеном… усложнилась. – Я с мольбой смотрю на каждого из старейшин. – Что бы вы ни сказали, я не собираюсь надолго там задерживаться.

В зале воцаряется тишина. Старейшины устремляют взгляды на Лахлана.

– Откажешься ли ты от своих прав на нее?

В тот самый момент, когда они задают Лахлану этот вопрос, моя надежда на то, что старейшины попытаются взглянуть на ситуацию моими глазами, обращается в ничто. Лахлан отвечает раскатистым «нет», которое сопровождается моим раздраженным вздохом. Почему он не может просто меня отпустить?

– Мы оспариваем право Лахлана Айдина на Винну Айлин и заявляем собственное право взять ответственность за ее жизнь.

Из-за моей спины раздается ровный голос Валена, наполняя собой пространство. Я оглядываюсь через плечо, и по моим губам проскальзывает легкая улыбка в ответ на его слова. Неотрывно наблюдаю за ним, когда он подходит и становится рядом, и от его близости меня охватывают тепло и уют. Словно я лежу в куче чистой одежды, которую только что достали из сушилки.