– Даже если жрецы начнут подстрекать народ к неповиновению, любые волнения можно будет пресечь даже с помощью одних только городских стражников.
– Ранеб, словно ядовитый паук, опутал Инебу-Хедж липкой паутиной лжи и предательства. Его люди – всюду! Не понимаю причины их преданности Верховному жрецу Атума! Неужели уже всем известно об абидосском свитке?…
– Не исключено, что с помощью многочисленных приспешников Ранеб и впрямь усиленно распространяет слухи о своей принадлежности к роду Удиму, предводителя Шемсу-Гор. Однако меня смущает другое: всем известно, что Удиму – не бог! Он всего лишь возглавлял войско божественного Гора и потому считался его правой рукой!
– Я уже отдал приказ тщательно изучить все хранящиеся в дворцовой библиотеке свитки, касающиеся Гора и его наследников. Таковых, увы, оказалось немного. Тем не менее в одном из свитков обнаружилось все-таки упоминание о неком Удиму, которого божественный Гор считал своим… сыном. Рожденным, правда, от земной женщины, имя которой, естественно, давно уже растворилось в веках…
Слова фараона озадачили жреца. «Неужели в жилах Ранеба и впрямь течет божественная кровь?! – задумался он. – Тогда противостояние фараона и Верховного жреца окажется еще более жестоким, нежели можно было его представить изначально…»
Приватная беседа фараона и верного жреца была прервана неожиданным визитом Мемеса: первый советник явился с просьбой подписать и скрепить печатью ряд важных государственных бумаг. Эйе скромно удалился, чтобы не мешать.
Фараон подписал бумаги, вновь призванный им хранитель печати скрепил их государственной печатью.
– Позволь заметить, солнцеподобный, что Эйе не так прост, как кажется, – произнес вдруг вкрадчиво Мемес.
Фараон воззрился на него с удивлением:
– Ты осмеливаешься давать мне советы, даже если я тебя о том не просил?!
Советник, крепко сжимая в руках документы, подобострастно склонился:
– О, мой повелитель, не гневайся! Я никогда не решился бы на подобную дерзость, но, на мой взгляд, ты напрасно приблизил к себе этого жреца… Что, если он тайно служит Ранебу? Что, если даже на брак своей Нефертити с твоим сыном он согласился лишь ради того, чтобы усыпить твою бдительность?
Фараон почувствовал, что из глубины души волнами поднимается ярость. Он уже собирался обрушить ее на Мемеса, как вдруг отчего-то передумал.
– Я хочу остаться один. Мне надо кое над чем поразмыслить, – небрежно бросил он советнику, и тот, беспрестанно кланяясь, поспешил скрыться за дверью кабинета.
Опасения советника Мемеса по поводу «дружбы» Аменхотепа со жрецом Эйе были отнюдь не беспочвенны: Ранеба и его почти безграничной власти он боялся пуще, чем фараонского гнева. Во всяком случае, до него не единожды уже доходили слухи, сколь жестоко Ранеб расправляется с неугодными ему жрецами. Особенно с теми, что тайно поклоняются новому богу Атону[49] – воплощению бога Ра в солнечном диске. Из рассказов надежных людей Мемес знал, какому изощренному допросу Ранеб подверг одного из жрецов Амарны, обвиненного им в поклонении культу единого бога Атона – культу, фактически отрицавшему общепринятую эннаду египетских богов. Так чего, спрашивается, стоит столь могущественному и жестокому человеку, как Ранеб, усыпить бдительность фараона, «подсунув» ему в качестве мнимого союзника служителя Осириса Эйе, и обрести тем самым в стане «врага» надежные глаза и уши?…
Ранеб же, аккурат в те самые минуты, когда Солнечный Гор беседовал с Эйе, встретился в тайной храмовой комнате с Аджебом, вторым советником фараона. Выслушав подробный рассказ Аджеба о сегодняшнем заседании государственного совета, Верховный жрец возмутился: