Наконец процессия двинулась в обратный путь. Камос приблизился к паланкину Тутмоса, и тот жестом пригласил друга занять место подле него. Паланкин эрпатора оказался достаточно просторным даже для двоих: в нем можно было не только сидеть, но и возлежать на подушках. Что, собственно, молодые люди и сделали.

Вооруженные до зубов телохранители-маджаи с блестящей, цвета бронзы кожей заняли свои места подле паланкина эрпатора, и четыре чернокожих носильщика привычным движением тотчас его подхватили.

Маджаи-телохранители прекрасно знали, где располагается заведение госпожи Рафии, поэтому, быстрым шагом миновав дорожку, выложенную красным гранитом, уверенно повернули к городу. Вскоре паланкин эрпатора проплыл мимо храма Птаха – покровителя Инебу-Хеджа. Камос выглянул из-за полога и, повернув голову вправо, отчетливо различил, несмотря даже на сгущающиеся сумерки, три небольшие статуи и каменные плоские алтари перед каждой из них.

На алтарях лежали щедрые подношения местных жителей: каждый старался в меру своих возможностей задобрить покровителя родного города. Птах почитался еще и как покровитель ремесел и живописи. Именно поэтому возле храма, вплоть до захода солнца, всегда толпились ремесленники, молодые художники и начинающие зодчие. Ну и, конечно же, крестьяне, вымаливающие у Птаха успеха в деле, у Сехмет, его жены, – мира, а у Нефертума, их сына и бога растительности, – богатого урожая. Последнему приносили в дар в основном чаши, наполненные водой с плавающими по ее поверхности белыми лотосами.

Паланкин эрпатора проследовал в город. Дорога теперь шла по широкой улице, где за высокими каменными оградами прятались – в тени тамариндов, пальм, акаций и смоковниц – дома зажиточных горожан.

Последнюю половину пути Тутмос и Камос хранили молчание, думая каждый о своем. Когда же за пологом паланкина показался дом, принадлежавший второму советнику, Камос тяжело вздохнул и сказал с печалью в голосе:

– Счастливчик! Второй советник имеет возможность хотя бы изредка насладиться тишиной своего поместья…

Тутмос удивился:

– Тебе не нравится жить во дворце? Мне казалось, что ваша семья занимает самые лучшие покои!..

– О, да! – легко согласился Камос. – Покои моего отца лучше покоев самого Хану! Хотя тот – главный чати фараона.

– Тогда отчего я слышу грусть в твоем голосе? – продолжал недоумевать Тутмос.

– Видишь ли, друг мой эрпатор, иногда очень хочется уединиться с женой не в дворцовых покоях, а в собственном доме.

Тутмос пожал плечами:

– Мне не понятно твое желание… Скажи, что прислать тебе в твои покои, и я тотчас отдам приказ об удовлетворении любого твоей прихоти!

– Благодарю тебя, эрпатор. Но я уже поделился с тобой своим желанием…

– Уединиться с Сепати?… В собственном доме? – удивленно переспросил Тутмос.

– О, да, благородный эрпатор.

– Воистину твоя любовь к жене не знает границ! – воскликнул в восхищении Тутмос. – Неужели и я смогу когда-нибудь полюбить женщину так, как ты?!

Камос улыбнулся, с нежностью вспомнив о жене. Если бы не обещание, данное царице, он с бóльшим удовольствием провел бы сегодняшнюю ночь в сладчайших объятиях Сепати и на супружеском ложе, а не в доме Рафии в обществе одной из служительниц богини Хатхор. У него было достаточно времени до женитьбы, дабы пресытиться ласками жриц любви. Теперь же он желал только Сепати. Помимо взаимного чувства любви и пылкой страсти друг к другу Камос обрел в жене еще и верного друга. Ему нравилось подолгу разговаривать с Сепати: она поражала его не только своими глубокими знаниями, но и смелостью суждений. В такие минуты Камос был благодарен судьбе, а точнее – своему отцу, который как умудренный жизненным опытом родитель и истинный мужчина решительно настоял при выборе жены для сына именно на кандидатуре Сепати.