Много чего еще произошло, когда я начал изучать Царскую игру, – но об этом нужно написать другую книгу. А в стенах Британского музея все время делаются и будут делаться новые открытия…

Чего же нет в клинописной литературе? Исключительно редки в ней спонтанные тексты личного характера; так же редко встречается в ней подтвержденное авторство, даже для самых известных классических сочинений. Мы видим перед собой сложную и развивающуюся историю, на протяжении которой к одним и тем же текстам прикладывают руку многие люди, мы слышим их голоса, но их имена навсегда канули в вечность. По иронии судьбы, именно самые незначительные тексты (например, административные) подписаны именем составившего их писца; с другой стороны, на многих табличках литературного или справочно-библиотечного содержания тоже есть колофоны – но в них указаны имена писцов-копиистов, а не первоначальных авторов. Ну и, наконец, само обучение искусству клинописи приучало учеников к идее, что она годится для одних целей и не годится для других. Клинописные черновики, неформальные и небрежные заметки для памяти – все это встречается крайне редко; ну разве что какие-нибудь подсчеты, сделанные на полях административных текстов. Даже рисунки по глине – редкая вещь, хотя те немногие, что дошли до нас, показывают высокое художественное мастерство [27].

Обучались ли клинописи представители других древних народов? Во втором тысячелетии до Р. Х. профессиональные писцы иногда покидали свою месопотамскую родину и отправлялись искать счастья в другие страны, вооруженные своим умением и сумкой с глиняным словарем. До нас дошли результаты деятельности некоторых из них; например, в школе Мескены (современная Маскана, на севере Сирии) ученики тщательно копировали клинописью словарные таблички, в которых они не понимали ни единого слова. Следует иметь в виду, что аккадский язык в эту эпоху стал языком международного общения по всему Ближнему Востоку и любой мелкий царек стремился заполучить в свою канцелярию хотя бы одного клинописца, чтобы вести международную переписку. Представьте себе, например, что царь Митанни[36] собрался написать письмо египетскому фараону. Это письмо сначала диктуется на родном митаннийском штатному придворному клинописцу, который переводит и записывает его по-аккадски. Табличка затем отправляется в Египет, где другой такой же вавилонский писец-экспат прочитывает ее и переводит фараону на египетский – возможно, с прибавлением каких-либо дипломатических словечек.

Широкое распространение клинописи имело и другие, более неожиданные результаты. В Угарите[37] в XV веке до Р. Х. произошел чрезвычайно важный поворот в истории письменности: там был разработан первый в истории алфавит, состоявший из 31 знака (включая разделитель между словами – ну и привереды!)[38]; этого набора хватало для фонетической записи на угаритском языке. Удивительно то, что эти знаки-буквы по-прежнему оставались клинописными и писались на глиняных табличках; их начертание, однако, чрезвычайно упростилось, так что они потеряли всякую связь с месопотамскими клинописными знаками, от которых вели свое начало. Похоже, сама идея писать клиньями по влажной глиняной поверхности воспринималась настолько самоочевидной, что не возникало оснований поставить ее под сомнение. Угаритская письменность использовалась в контексте оживленного средиземноморского портового города бронзового века, жители которого, несомненно, говорили на многих различных языках и пользовались этим в своем бизнесе. Угарит, однако, был полностью разрушен в начале XII века до Р. Х. и исчез вместе со своим алфавитом, так что алфавитную письменность пришлось придумывать снова по прошествии примерно двухсот лет