Именно поэтому Беклемишев смастерил себе пистолет, выпилив его хирургической пилой из доски. Примотал металлическую гильзу 20 калибра, в которую вставил на резинке от велосипедной камеры деревянный боёк с иглой, пробивавшей капсюль в патроне. Пристреливал самодельный пистолет на стройке. Вылетавший при выстреле капсюль пробивал многослойную полиэтиленовую плёнку с трёх шагов. При этом звук выстрела потрясал всякое воображение будущего воина, вынужденного ходить пешком в школу и обратно по пустырю в несколько километров. Конечно, можно было ездить на школьном автобусе, но свобода и воля дарили ему небесную радость бытия. Да и думать о жизни никто не мешал кроме ветра, гулявшего по степи.

На этом поле, возвращаясь со школы, Беклемишев встретил своего друга – маленького котёнка, который так и прилип к его ногам. Взяв котёнка за пазуху, он принёс его домой. Сколько радости принёс этот котёнок, оказавшийся умным и помогавший делать уроки быстро.

Однажды папа поехал по своим делам на мотоцикле и взял сына с собой. Пока папа был занят, Беклемишев сидел на мотоцикле и мечтал покататься, хотя его ноги ещё не доставали до земли. Вместо папы к нему вышел дядька и сказал ехать домой, не ждать больше. Взрослый человек завёл мотоцикл с сидящим за рулём Беклемишевым, снял с подножки и дал газ как медведю в цирке. Пришлось ехать с замирающим сердечком. Около дома, заметив штабель леса, он подъехал и одновременно с остановкой навалил мотоцикл на доски, ловко соскочив на них же. Мотоцикл припарковался удачно. Оказывается, папа попросил этого своего знакомого перегнать мотоцикл, но перегонять пришлось его малолетнему сыну, чему никто не поверил.

Зато папа выпилил сыну тачанку, ставшую гордостью школы. Беклемишев на переменах бегал к кабинету директора школы, около которого в шкафу под стеклом и замком на полке стояла его тачанка из дивизии Чапаева и любовался не только творческим произведением своего папы, но и табличкой с его именем и фамилией.

Ещё не окончив университет, Беклемишев исполнял обязанности следователя и ходил в тюрьму, где сначала встретил одноклассника, затем студенческого товарища в качестве арестантов. Он их знал лично и ничего предосудительного за ними не замечал, относился к ним по-дружески. Обоих осудили, но со временем реабилитировали, признав судебную ошибку уже в другом государстве. Каждый из них после своего освобождения из заключения заходил к Беклемишеву и рассказывал о причинах своих мытарств. Беклемишев в тюрьме не гнушался общением с ними и не верил в инкриминируемые каждому из них преступления, глядя в глаза обречённых на наказание. Серёгу посадили по доносу компаньона, а Ивана – по приказу партийного босса. Вероломное карательное воздействие со стороны государства отрицательно повлияло на здоровье каждого из них и сократило продолжительность их жизни. Один погиб в конце двадцатого века, другой умер в начале двадцать первого. Память о них обостряет понимание пословицы – семь раз отмерь, один раз отрежь.

Будучи молодыми людьми, они укрепили свою волю к жизни. Не благодаря, но вопреки тюрьме, потеряв деятельную часть своей единственной на земле жизни. Поэтому их глаза выдавали пережитое и сохраняли печать безвинного страдания. Совокупная травма, нанесённая общественным презрением, отчуждением и фактическим порабощением не затягивалась, посыпаемая солью бесправности, привитых «воспитанием» зависимостей и критически заниженной самооценки. Поразительно, что тот и другой остались добрыми людьми и всегда были готовы придти на помощь. Как будто торопились жить, поднимаясь с колен.