А после выступления русички антипатия перешла в ненависть.

Трепетной Буратине сорвали урок. Взбешенная поведением класса, та заявила, что перед ней сборище питекантропов. «Одна Морозова – утонченная натура! – пылко воскликнула учительница. – Луч света среди вас!»

«Что же вы делаете-то, Людмила Прокофьевна, – с тоской подумал «луч света». – Зачем вы меня так подставляете?»

И умоляюще посмотрел на учительницу, взглядом упрашивая ту замолчать.

Но носатая Людмила Прокофьевна обладала чуткостью кастрюли и смысла взгляда не уловила.

– Утонченная! – настойчиво повторила она. – Начитанная! Образованная! Вы все ей в подметки не годитесь!

И торжествующе оглядела класс, довольная тем, что донесла до глупых семиклассников истину.

Тут-то Вике и стало ясно, что с обнаглевшей Морозовой пора что-то делать. Утонченная она… Кобыла дурковатая!

После уроков Ковальчук подстерегла Свету в раздевалке. Встала в дверях, выдвинув на аванпост преданную гвардию: Ленку Бахтину и Наташу Каплун, угрюмых крепких девиц, здоровенных, как тролли. И скомандовала, упиваясь моментом:

– Давайте!

Бахтина и Каплун зажали Светку в углу. Вика подошла, не торопясь, обшарила карманы ее паршивенькой курточки и вытащила все сокровища: штук восемь каштанов. Морозова отчаянно вырывалась, но не издала не звука. Что Вике и требовалось. Она знала, что такие, как Светка, на помощь звать не будут: слишком гордые.

– А говорят, во Франции каштаны едят, – задумчиво сообщила она, подкидывая гладкое коричневое ядрышко. – Может, и ты их жрешь? А, Морозова? Давай попробуем?

И подошла к Светке, приноравливаясь, как бы ловчее напихать дуре в рот парочку каштанов.

Сзади что-то просвистело и больно ударило Вику в спину. Ковальчук отскочила и обернулась.

В дверях возвышался лохматый Дроздов. Портфель, который он швырнул в нее, валялся в углу.

– А ну отпустили ее, живо, – тихо приказал он.

– Ты, Дрозд, офигел?!

Дроздов не стал больше тратить времени на уговоры. На его стороне была сила. На стороне Вики Ковальчук только глубокая убежденность в том, что такие парни, как Дрозд, не трогают девчонок.

В столкновении этих двух преимуществ сила победила. Дроздов попросту растолкал Вику, Наташу и Лену. Все трое обнаружили себя валяющимися на полу под чужими куртками. Это было не больно, но очень обидно. А Дрозд молча подобрал рассыпавшиеся каштаны, закинул портфель за спину, взял Морозову за руку и вывел из раздевалки.

Вике ни разу не доводилось получать в школе такой отпор. Она поднялась и накинулась на Бахтину с Каплун:

– Что разлеглись, дуры?! Вставайте!

И обматерила неповинных Ленку с Наташкой.

Но Светку с тех пор обходила стороной. Стало ясно, что тифозную Морозову Дрозд взял под свое покровительство.

Вика никак не могла понять, отчего Дроздов выделил эту долговязую уродку из всех девчонок их класса. На следующий день после происшествия в раздевалке они сели вместе. Вика с отвращением наблюдала, как Морозова смеется его шуткам, а Дрозд паясничает, довольный, что развеселил ее.

Ковальчук настроила своих приспешников, и те пытались дразнить Дрозда и Морозову. Для разминки – «тили-тили-тесто», а потом и похлеще. Но не прижилось. Не было у этих двоих никакого тили-тили-теста, а было что-то другое, Вике непонятное и оттого бесившее ее.

До конца четверти ей так и не удалось придумать, как разобраться с ними. А потом Дрозд со Светкой неожиданно ушли из школы. У Морозовой умер отец и семья переехала в другой район, а Дрозд, как говорили, перешел с подругой «за компанию».

Ну не идиот ли? Вика окончательно убедилась, что два придурка нашли друг друга, и продолжала владычествовать над покорным классом. О своем унижении в раздевалке она постаралась забыть.