Увидев на пороге не своего хорошего знакомого, а его призрак, Фима испугался. Что ещё произошло? Во что он впутался? Бледный, как покойник, Егор наводил на него ужас. Не хотел же Фима, чтобы он к нему приходил. И на тебе.

– Ого, – у Фимы отпала челюсть. Шок от увиденного сделал его, необыкновенного болтуна, неспособным произнести больше, чем это тупое – «Ого». – Нож! – Фима увидел торчавший из груди нож. Кто угодно может впечатлиться.

Егор зашёл в прихожую. Ему очень хотелось лечь, но он оставался на ногах, терпел.

– У тебя нож! Нож! В сердце! – Фиму отпустило, он запричитал скороговоркой.

– Я знаю. Не кричи, – сбил поднимающееся пламя истерики Егор, ответив спокойно, тихо, сурово.

– Тебе в больницу надо. Я сейчас скорую вызову, – несколько успокоившись, Фима выдал вполне разумное предложение.

– Нет.

– Да как же….

– Никуда. Мне. Не надо. Понятно?

На шум в прихожую вышла жена Фимы, длинноногая красавица Ирма. Заранее заготовив дежурную улыбку для гостя, она, увидев в каком он состоянии, поняла, что вечеринка не состоится.

Посмотрев на Ирму, Егор выдал и для самого себя странное:

– Здравствуйте, меня зовут…

– Привет, – несколько растерявшись от такого странного приветствия, произнесла Ирма. Сориентировавшись в ситуации, не понимая её, но принимая, она, лишившись улыбки, добавила: – Я помню, как тебя зовут, Егор. Тебе что, плохо? – Ирма спрашивала так, потому что не увидела ножа. И потом ей нравился Егор больше, чем кто-либо из друзей её мужа. Нравился как мужчина.

– Со мной, – пауза. – Всё, – пауза. – В порядке. Фима отведи меня, пожалуйста, в комнату. Я устал. Хочу прилечь.

– Конечно, конечно. Тебе помочь? – засуетился радушный хозяин.

– Сам дойду. Ты покажи куда.

– А ну да, ты же у меня никогда на ночь не оставался. Сюда, сюда проходи, в гостевую комнату. Мы всегда её держим свободной. Понимаешь, многие друзья, подпив, остаются у нас до утра. – Фима опять принялся жонглировать словами в привычной для человека с языком без костей манере.

Фима отвёл Егора под конвоем пристального взгляда Ирмы в самую маленькую комнату в доме, по сути, клетушку, где стояла узкая кровать и тумбочка. Вот и все удобства. Перестилать постель Фима не решился. Он опасался, что свежее бельё гость замарает, но боялся показаться нескромным, жадным, меняя новые простыни на дырявые тряпки, которых не жалко.

С огромным облегчением Егор сел на коечку, попросив:

– Принеси мне перекись. Хлоргексидин. Бинты и таблеток антибиотиков. Водки.

– Хорошо. Но тебе в больницу надо.

– Не надо. Иголку и ниток принеси. Ирма ведь рукодельница? Нитки – лучше шёлковые.

– Как же иначе.

Фима ушёл, тихонько и осторожно закрыв за собой дверь. Егор сидел, тупо уставившись в стену, слушая, как в коридоре ожесточённо, намеренно приглушая голоса, спорили муж с женой. Потом Фима убежал, а за ним ушла жена.

Прошло пять минут, Фима принёс в гостевую всё, что от него требовали, плюс притащил таз с тёплой водой и чистое вафельное полотенце.

– Благодарю. А теперь, Фима, помоги мне снять футболку.

Ловко орудуя ножницами, как заправский портной, Фима помог избавиться от футболки, ставшей заскорузлой от крови. Егор, закусив нижнюю губу, страдал молча. Он представить себе не мог, что, снимая простую футболку, можно так мучиться. Когда Егор оказался обнажённым по пояс, по его коже текли реки пота, а из раны снова заструилась кровь.

– Иди, Фима. Дальше я сам.

– Может тебе помочь?

– Иди уже. Мне так легче будет.

Фима, поняв, что лишний, удалился из комнаты, передвигаясь почему-то на цыпочках. Из ложной деликатности, что ли? Ерунда. Сейчас не об этом следовало думать. Егор, скрутив полотенце в жгут, впился в рифлёную ткань зубами.