– Ладно! – крикнул Антон в гулкую глубину подъезда Антон, и они вышли на улицу, сразу оказавшись в привокзальной толпе.

Всю дорогу до Королева Антон рассказывал Яне об их с Мешаней проекте, так что доехали незаметно. От станции Подлипки до Яниного дома шли пешком мимо каких-то гаражей и унылых заводских заборов, перемежающихся застройкой шестидесятых годов. В маленьком магазинчике около проходной военного городка купили тортик, кофе и букет цветов для Марины Ивановны. Пошли дальше вдоль территории НИИ. Антон крутил головой, ему было страшно интересно, где прошло Янино детство, где школа, в которой она училась и даже детский сад.

– А вот здесь мой отец здесь работал, – кивнула Яна на бетонное здания на территории научно-исследовательского института, – А вот, кстати ЦУП.

– Ничего себе, – Антон даже остановился, – То есть я знал, что он здесь, в Калининграде…

– В Королеве, нас в прошлом году переименовали.

– В Королеве. С ума сойти, хотел бы я посмотреть хоть одним глазком, как это все происходит. Представляешь, какая ответственность.

– А ведь еще совсем недавно и компьютеров не было, отец всю жизнь на логарифмической линейке считал.

– Я тоже умею, – улыбнулся Антон.

– Я тоже, ясен пень, как говорил папа.

– Эх, повезло же мне! Отхватил дочь самого Ленского! По-любому войду в историю.

– О, это амбиции?

– Не, это плохое слово, я в словаре смотрел. Но войти в историю… мммм… было бы неплохо, – они подошли к Яниному дому.

Семья профессора Ленского жила в серой кирпичной хрущовке, в трехкомнатной, но очень тесной квартире на первом этаже. В подъезде вечно пахло сыростью из подвала, где вечно протекали трубы. Подъезд, давным-давно выкрашенный в трупно-серый цвет, изрядно пооблупился. Войдя в него, Антон обернулся к Яне с недоумением на лице. Они остановились перед дверью.

– Да, – сказала Яна, – папа был бессребреником, никогда ничего не просил, квартиру какую дали, такую и взял. Мама его за это ужасно пилила. Впрочем, не только за это и не только его. Вообще, пока не зашли, хочу сказать, что мама – человек… Непростой. Ты, пожалуйста, не реагируй. Даже если она будет говорить что-то неприятное обо мне, например. Или о папе. Или вообще о жизни, о людях, неважно. Хорошо?

– Ясенька, о чем речь? По-любому, это же твоя мама. Я буду ангелом, хотя, – он грозно сдвинул брови и страшно раздул ноздри, – ты знаешь, женщина, меня лучше не доводить! – Яна рассмеялась и нажала на кнопку звонка.

Мама открыла сразу. На ней было черное платье в огромных желтых цветах, волосы неопределенного цвета собраны в пучок, на губах ярко-красная помада. С тех пор, как Марина Ивановна уволилась с работы, привычка одеваться согласно этикету, принятому в среде товароведов и завхозов, у нее осталась, и с утра первым делом она наносила на лицо толстый слой грима и облачалась в любимые ей яркие платья. Антона поразило, насколько Яна на нее не похожа. Марина Ивановна была компактной, худощавой, с мелкими чертами лица, очень тонкими губами, изогнутыми в брезгливую линию. Она чуть сутулилась, от чего казалась еще ниже ростом. Яна же была настоящей скандинавкой – прямой нос, огромные голубые глаза, очень светлые, с темным ободком, светлые волосы, выгоравшие летом до платиновых, длинные ноги. Она была статной, яркой. Увидев ее один раз, невозможно было не узнать в следующий. «Должно быть, в отца» – подумал Антон, видевший только его черно-белые портреты в книгах.

Марина Ивановна бросила придирчивый взгляд на Антона снизу вверх, потом несколько натянуто улыбнулась:

– Ну проходите, – Яна подтолкнула Тосю вперед. Он с трудом поместился в крохотном коридорчике.