После таких ударов судьбы, особенно по лицу, он обычно надолго впадал в меланхолию, уходил в подполье и не отвечал на телефонные звонки. Часто именно в эти периоды «зализывания ран», как он это называл, а также в процессе лечения всяких пикантных болезней, которые при всем его опыте, тем не менее, были неизбежны, у него возникали попытки бесповоротно порвать с позорным прошлым и начать новую добропорядочную жизнь, как у всех – жена, дети, работа. Ужин в кругу семьи под абажуром под телевизор.

В такие моменты внезапно выяснялось, что он был не лишен и определенных талантов в других сферах человеческой деятельности. Как я узнал позже, автором, например, того грустного полотна, о котором я вам рассказывал, был сам Сережа. Тогда же мне стал понятен и потаенный, трагический смысл этого произведения. Типа: конец всей жизни, полный мол, писец! Кстати, футбольное поле оказалось на полотне тоже не случайно. Через много лет довольно близкого знакомства с ним неожиданно выяснилось, что он, оказывается, был сравнительно недавно высококлассным футболистом и играл в какой-то достаточно известной футбольной команде. И если бы случайно я не стал свидетелем его футбольного таланта, то никогда бы об этом и не узнал.

Однажды утром после очередного праздничного вечера, мы с ним решили немного прогуляться и слегка опохмелиться на свежем воздухе. Погода этому способствовала, и мы поехали на «Динамо». Сережа смело направился к главному входу стадиона, и, шепнув что-то женщине стоявшей на вахте, беспрепятственно провел меня прямо на пустующие трибуны. Отлучившись куда-то буквально на минуту, он вернулся с трехлитровой запотевшей банкой свежего пива. Мы развалились с ним на солнышке прямо на деревянных скамейках для зрителей, и попивая пивко, меланхолично наблюдали за тренирующимися внизу на поле футболистами-юниорами. Вдруг, ни с того ни с сего, Сережа сказал что-то вроде:

– Спорнём, сейчас сделаю пять из пяти!

Он быстро запрыгал по скамейкам вниз и, легко преодолев ограждающий поле барьер, выбежал на поле. Потом каким-то хитрым финтом отобрал у играющих мяч, обвел пару человек и засадил красивейший гол – прямо в девятку. Молодой вратарь не успел даже дернуться. Даже тренер, бросившийся на защиту своих подопечных, остолбенело остановился и, как завороженный, стал наблюдать за тем, как Сережа с одиннадцатиметровой отметки так же филигранно уложил прямо под планку еще четыре мяча. Потом этот же тренер вместе с ним поднялся ко мне на трибуну, и мы уже пили пиво втроем. Оказалось, что этот мужик, тоже бывший футболист, прекрасно знает Сережу.

А в один из следующих меланхолических периодов Сережа написал вдруг пьесу или даже сценарий фильма. Самого текста я не видел, но сюжет он мне подробно пересказал. Это было что-то такое слегка сюрреалистическое в духе Бертольда Брехта или Жака Ануя. Все действие происходит на каком-то маленьком, захолустном вокзале, а все действующие лица – это несколько пассажиров, томящихся там, в ожидании поезда. В процессе этого ожидания и происходят все драматические перипетии очень тогда понравившегося мне сюжета. Сейчас я всего, конечно, не помню, но концовка сценария была совершенно потрясающая. В самый драматический момент, когда главная героиня должна была срочно уезжать куда-то со своим любовником, и вот-вот должен был наступить хеппи-энд, камера начинает подниматься куда-то в пространство и зрители видят, что здание вокзала стоит в глухой и бескрайней степи и что это вовсе и не вокзал, а так – какая-то бутафория, и уехать отсюда никак нельзя, потому что даже железнодорожных путей к этому вокзалу нет. И становится ясно, что никакой долгожданный поезд никогда уже не придет, и счастливого конца не будет… Очень, скажу я вам, неплохой был сценарий.