– Куда они все подевались? – удивился снова Обжоркин. – Должен же здесь быть кто-то кроме апельсинов. Должен же их кто-то есть хотя бы!..

Он взял лежащий неподалеку апельсин и кинул его со злости за стену. Там кто-то негромко ойкнул, и наконец они услышали шаги за воротами. Дверь немного приоткрылась, и один глаз посмотрел на них в щель.

– Вам чего надо? – заскрежетал старческий голос из-за ворот, причем этот некто умудрился быстро оглядеть их обоих одним глазом.

– Мы… путники, – ответил слегка опешивший от такого обращения Обжоркин. – Хотим… апельсинов купить.

– Ах, апельсинов… – голос старичка тут же изменился и стал елейным и даже слегка приторным. – Конечно заходите. Раз апельсинов…

Ворота открылись, и их взгляду предстал ветхий старичок в дырявой длинной рубахе со всклокоченными седыми волосами и бородой. Глаз у него действительно был один, а второй был закрыт грязной повязкой. Единственный открытый его глаз горел недобрым огнем и все время осматривал спутников.

– Что у вас с глазом? – вежливо спросила Жера.

– Фурункул… – ответил старичок, кашляя. – Пятый день маюсь…

Жера не стала больше спрашивать, боясь показаться невежливой, и они с Обжоркиным зашли в город.

В городе была та же самая картина, что и снаружи. Везде были сплошные апельсины. Они лежали на прилавках, в ящиках и просто вдоль улицы в больших кучах.

– У нас тут много апельсинов… – сказал старичок радостно. Он с обожанием смотрел на груды апельсинов и могло даже показаться, что он им радуется, как своему творению или даже как своим детям. – Ну пойдемте за мной, я вас провожу в гостиницу. Специально для путников…

Обжоркин и Жера пошли за ним. В пустом городе была абсолютная тишина, что на фоне мерцающих в заходящем солнце апельсинов производило весьма жуткое впечатление. Все рынки и улицы были пусты. Никого не было и на постоялом дворе, куда пришли путники. Старичок завел их в гостиницу и показал им комнату.

– Вот здесь и располагайтесь… Отдыхайте, – промямлил старичок с блаженной улыбкой. – Вы, наверно, устали с дороги? Могу предложить вам слегка освежиться и выпить холодного апельсинового сока…

– А селедки нет у вас? – вдруг спросил Обжоркин.

– Селедки?.. Селедки, пожалуй что, и нет, – улыбнулся старичок, и его правый глаз засветился от непонятной радости.

На этом он откланялся и ушел, оставив большой кувшин апельсинового сока и целое блюдо со свежими апельсинами на столе.

– Странный город… – проговорила Жера. – Мне он не нравится.

– И старик этот тоже мне совсем не понравился, – ответил Обжоркин. – Уж больно он… ласковый, а глаза злые. Вернее, глаз.

– Зато много апельсинового сока, – обрадовалась Жера и, радуясь представившейся возможности, выпила почти половину кувшина, так как прошедший день был очень жарким и пить очень хотелось.

Обжоркин тоже хотел пить. Особенно после селедки. Но он настолько ненавидел апельсины, что оставил сок нетронутым, а довольствовался остатками воды из фляжки.

То ли воздух здесь был особенным, то ли они оба так устали от путешествия, что почти сразу же легли и уснули.

Ночью же Обжоркину снились кошмары. Громадные толстые апельсины гонялись за ним по улицам города и пытались загрызть его своими большими апельсиновыми зубами. Обжоркин все время прятался от них на чердаке или в подвале, а главный Апельсин с одним горящим глазом все время указывал на него и кричал: «ВОТ ОН. Ловите его!».

– Ужас какой… – пробормотал Обжоркин, просыпаясь. – Приснится же такое.

Он приподнялся на кровати, умылся как обычно (лапкой) и огляделся вокруг. Мышка Жера, похоже, тоже уже проснулась и ушла куда-то. «Умываться пошла», – подумал Обжоркин и, сладко потягиваясь, спрыгнул с кровати. «Надеюсь у них в кране вместо воды не апельсиновый сок…», – захихикал Обжоркин.