– Просто замечательно! Очень бодра и активна для женщины в таком возрасте. Единственная проблема – трудно привлечь ее внимание.

– Слух у нее, если верить доктору, превосходный. Но мысли все время чем-то заняты – она живет, так сказать, в своем собственном мире. – Адвокат снова кашлянул. – Если уж быть вполне откровенным – надеюсь, это останется между нами, – у нас есть некоторое подозрение, что Фанни… э… несколько злоупотребляет спиртным.

– Некоторые доктора рекомендуют пожилым людям ежедневно выпивать по рюмочке.

– Да… но… дело в том, что… если верить аптекарю, с недавних пор она стала покупать весьма солидное количество спиртного. Обычно бутылочки хорошего шерри вполне хватало ей на два месяца, а теперь, говорят, ее слуга, который делает покупки, два-три раза в неделю берет крепкие напитки.

– Так, может, он пьет их сам? – предположил Квиллер.

– Это весьма сомнительно. С тех пор как Том приехал в Пикакс работать у Фанни, он находится под самым пристальным наблюдением, и все сведения самые хорошие. Он простой парень, но на него можно положиться – умелый работник и осторожный шофер. Владельцы местных баров уверяют, что Том никогда не пьет больше одной-двух кружек пива.

– А какое спиртное он покупает?

– Водку, джин, виски. Любой марки. И не больше пинты за один раз. Когда встретитесь с Фанни, не забудьте о том, что я вам сказал. Мы все считаем ее нашим общим достоянием и чувствуем за нее ответственность. И если она вдруг спросит у вас совета, посоветуйте ей продать большой дом в Пикаксе и перебраться в другой, поменьше. В последнее время у нее несколько раз случались, как она говорит, приступы головокружения. Вы понимаете, как всех нас волнует благополучие этой храброй маленькой женщины. Мы не хотим, чтобы с ней что-то приключилось.

Когда адвокат попрощался, завязал шнурки и уехал, Коко и Юм-Юм голодными глазами уставились на Квиллера. Он выковырнул начинку из половины кулебяки, хорошенько перемешал, слегка подогрел и выложил на тарелку. Сиамцы неторопливо приблизились к еде, недоверчиво понюхали, обошли кругом, пытаясь понять, что же это такое, потом возмущенно удалились и с молчаливым упреком посматривали на Квиллера, брезгливо встряхивая лапами.

– Ну что же, с этой бякой все ясно, – подвел итог Квиллер, открывая банку лосося.

К вечеру стало прохладно, и он попытался разжечь камин.

В медном ведерке для угля лежали хворост и старые газеты, в корзинке для дров – наколотые поленья, а на бронзовой подставке – длинные спички, но газеты оказались сырыми, а спички лишь вспыхивали и тут же гасли. Он сделал три попытки и наконец махнул на это дело рукой.

После кошмарной дороги сюда, на север, и двух бессонных ночей он чувствовал себя очень усталым. Его сбивали с толку странные происшествия, которым он не находил объяснения, и раздражало даже то, что под ногами вместо асфальтового тротуара оказались песчаные дюны.

Квиллер подошел к окнам, выходившим на озеро: сотня миль воды, а за ними, на противоположном берегу, – Канада. Цвет воды переходил из серебристого в бирюзовый и дальше – в темно-синий. Как бы этот вид понравился Розмари! Пытаясь узреть окружающее ее глазами, он вдруг услышал какой-то странный свист в верхушках самых высоких сосен. Ветра не было – лишь этот негромкий пронзительный звук. В то же время сиамцы, которым после полуденного приема пищи следовало спать, начали беспокойно метаться по дому. Юм-Юм бог весть почему издавала оглушительные вопли, а Коко воинственно бился головой о ножки столов и стульев.

За считанные минуты цвет озера изменился на серо-стальной, вода вспенилась белыми барашками. Неожиданно налетел ураган. Белые барашки превратились в огромные буруны, которые, разбиваясь о берег, осыпали его хлопьями пены. Закачались высокие сосны, а клены и березы согнулись, как прибрежная трава. Внезапно с отрывистым треском автоматной очереди по окнам ударил дождь. Ураган завывал, волны с грохотом бились о берег, стволы деревьев ломались и рушились на землю.