– В гостинице «Гигиена», – охотно ответил беспокойный грек. – Я хочу, чтобы вы поймали грабителей.

– Место происшествия запомнили?

– Запомнил! Могу указать! Здесь недалеко! Злодеи не должны уйти от возмездия! Я призываю на их головы гнев Фемиды! А если Фемида медлит, то мой покровитель Арес вложит меч в мою руку!

– Попрошу без самоуправства, господин Ханопулос, – осадил страстного грека Вирхов. – Самосуд в России вне закона.

– Но во мне вопиет память предков! Почему вы медлите? Почему не едете на место преступления? Там могут быть доказательства, следы!

– Предпочитаю ночью не врываться в частные жилища, – неуверенно сказал Вирхов.

– Но светло, как днем! – Грек простер руку к зарешеченному окну. – Нас в путь зовет розоперстая Эос!

По размеренным завываниям, в которых распознавался ненавистный со школярских лет гекзаметр, Карл Иванович догадался, что посетитель цитирует Гомера. Он прикидывал – что делать? Отпускать перевозбужденного грека опасно. Поколебавшись, Вирхов встал и, захватив с собой дежурного агента, отправился вместе с коммерсантом Эросом Ханопулосом на Коломенскую.

По пути он выяснил у жертвы преступления, как выглядела хипесница. Из описания следовало, что это небезызвестная Розочка. За ней многое числилось, но, к удивлению Вирхова, Розочка оставалась безнаказанной, все ей сходило с рук. Наверняка след известной в криминальных кругах красотки простыл, но гость столицы прав, какие-то свидетельства могли остаться.

Дом на Коломенской Вирхову был знаком. Он принадлежал злобной, не слишком разборчивой дамочке: за хорошие деньги она сдавала квартирки людям беспокойного нрава и сомнительной репутации. По долгу службы ему случалась наведываться туда.

Без всякого сожаления Вирхов забарабанил в дверь квартиры, где обитала домовладелица. Он даже позволял себе сыпать проклятиями, отводя душу после переживаний, выпавших на его долю в минувший день. Дверь открыла перепуганная горничная. После коротких объяснений, она побежала по коридору. Наконец недовольная, завернутая в капот цвета неспелой вишни, в чепчике на папильотках показалась в проеме дверей немолодая хозяйка. Увидев Вирхова, она поджала сухие тонкие губы.

– Кто снимает квартиру номер четырнадцать? – без предисловий начал Вирхов.

– Во второй парадной? На втором этаже? – хрипло уточнила дама.

– Она самая…

– В квартире проживает мадемуазель Райцына.

– Какая мадемуазель? – выкрикнул из-за плеча Вирхова грек. – Никакой Райцыной! Вдова лейтенанта Митрошкина!

– А я говорю Райцына, – нагло возразила хозяйка.

– Полненькая такая, аппетитненькая, – растерянно уточнил грек.

– У вас лишь одно на уме, – отрезала хозяйка. – А в чем дело? Зачем я должна ее тревожить?

– Без разговоров, сударыня, ведите нас в четырнадцатую квартиру, – велел Вирхов. – А там мы сами разберемся.

Накинув на плечи цветастую шаль, домовладелица неспешно покинула свою крепость. У дверей указанной квартиры ее спесь слегка потускнела: входная дверь оказалась незапертой, хотя и прикрытой. Ступив на порог и не услышав никакого отклика на свой робкий подобострастный зов, хозяйка растерялась.

– Узнаете свою Голгофу, господин Ханопулос? – спросил Вирхов.

– Да, да, видите софа, столик, поднос с опрокинутыми рюмками. Уверен, что в квартире можно найти и орудие преступления – розовый кушак.

Колючие глазки домовладелицы перебегали с одного мужчины на другого – не шутят ли?

– Вы утверждаете, что в квартире проживала мадемуазель Райцына? – Вирхов грозно навис над съежившейся домовладелицей. – Какой документ она предъявляла при съеме жилища?

Домовладелица медлила с ответом, изучая красивого брюнета в белом костюме, вид которого портили стоптанные сапоги.