Я делаю вид, что не слышу. Из коридора мне видна барная стойка и полки с фруктовыми соками. Шерон помогает папе обновить запасы прохладительных напитков и, ясное дело, все слышит. Я машу ей рукой на прощанье, и она машет мне в ответ, но как-то нервно. Из глубины подвала гулким эхом доносится голос отца, монотонно напевающий: «Ferry ‘cross the Mersey»[3]. Пожалуй, лучше его во все это не вмешивать. И потом, сейчас он наверняка встанет на сторону ма. А завсегдатаям паба при случае скажет: «Только круглый дурак полезет разнимать дерущихся куриц!», а они согласно закивают, бормоча: «Верно говоришь, Дейв». Кроме того, хорошо бы убраться из дома, пока он еще не знает о наших с Винни отношениях. Не то чтобы я их стыдилась, просто не хочется ничего объяснять. Ньюки, как обычно, спит в своей корзинке.

– Ты самый вонючий пес в Кенте, – с нежностью говорю я ему, чтобы не разреветься. – Эх ты, чучело блохастое.

Чешу его за ухом, отодвигаю засов на боковой двери и выхожу в проулок Марло. За спиной со щелчком захлопывается дверь.

На Вест-стрит свет и тень сменяют друг друга резко, как на экране телевизора с неотрегулированной контрастностью, так что я надеваю темные очки, и мир вокруг становится фееричнее, ярче и реальнее. В горле стоит колючий ком, меня всю трясет. Из паба никто не выскакивает, никто не догоняет. Ну и ладно. Мимо грохочет грузовик с цементом, обдает дымными выхлопами конский каштан, ветви раскачиваются, шелестят листвой. Пахнет нагретым гудроном, жареной картошкой и мусором недельной давности в переполненных мусорных баках – мусорщики снова бастуют.

Над улицей вьются какие-то пташки, чирикают и щебечут, как свистульки на шнурке, которые дарят на день рождения малышам – ну или когда-то дарили; в парке у церкви на Крукид-лейн мальчишки играют в прятки. «Держи его!» – «Вон он, за деревом прячется!» – «Да отпусти ты меня!» Малышня. Стелла говорит, что мужчины постарше – куда лучшие любовники, чем наши с ней ровесники; с мальчишками, говорит она, мороженое на палочке тает сразу же, как окажется у тебя в руках. Только одна Стелла знает о Винни – она тоже там была, в «Мэджик бас рекордз», в ту самую первую субботу, когда мы с ним познакомились, – но Стелла умеет хранить тайны. Когда она учила меня курить, а меня все время тянуло блевать, она и не думала смеяться и никому ничего не сказала; именно от нее мне известно все, что нужно знать о мальчишках. Стелла – самая клевая девчонка в нашем классе, это точно.

Крукид-лейн резко уходит от реки вверх, а я сворачиваю на Куин-стрит, где чуть не попадаю под детскую коляску, которую толкает Джулия Уолкот. Ее малыш орет как резаный, а сама Джулия выглядит совершенно измученной. Когда она забеременела, ей пришлось бросить школу. Так что мы с Винни страшно осторожничаем; он не надел презерватива только один раз, самый первый, а я твердо знаю: наукой доказано, что девственница сразу забеременеть не может. Об этом мне тоже Стелла сказала.

Через Куин-стрит натянуты гирлянды флажков – словно в честь Дня независимости Холли Сайкс. Хозяйка магазина, торгующего шотландской шерстью, поливает цветы в висячих корзинках, а ювелир мистер Гилберт выставляет на витрину подносы с кольцами и перстнями. Мясники Майк и Тодд выгружают из задних дверей фургона безголовую тушу свиньи, за которой виднеется еще десяток таких же туш на крюках. У библиотеки стоят с ведерками активисты шахтерского профсоюза, собирают деньги для забастовщиков, а люди из Социалистической рабочей партии держат в руках плакаты: «Уголь, а не пособие по безработице» и «Тэтчер объявляет войну рабочим». В их сторону катит на велосипеде Эд Брубек. Я ныряю в крытый рынок, чтобы Эд меня не заметил. В прошлом году он переехал в Грейвзенд из Манчестера, где его отец угодил в тюрьму за кражу со взломом и за «оскорбление действием». Друзей у Эда нет, и, судя по всему, обзаводиться ими он не собирается. Обычно в нашей школе такого никому не спускают, и один старшеклассник стал к нему прикапываться, но быстренько заработал расквашенный нос, после чего Эда оставили в покое. Он проезжает мимо, не заметив меня; к велосипедной раме прикручена удочка. Я иду дальше. У зала игровых автоматов бродячий музыкант играет на кларнете заунывный похоронный марш. Кто-то бросает в раскрытый футляр монетку, и парень тут же переключается на музыкальную заставку сериала «Даллас». Подхожу к магазину «Мэджик бас рекордз», заглядываю внутрь. В тот день я просматривала каталог на букву «эр», искала