Но при попытке пошевелиться оказалось все не так плачевно – руки ноги шевелились. Удар когтистой лапы разнес вдребезги плащ, рюкзак и колчан, но не добрался до спины, хотя синячище там, судя по всему, размером с самого Арна. Правая рука отзывалась жуткой вспышкой боли при каждой попытке ей пошевелить, дьявольски ныло колено и весь правый бок горел и был залит кровью.

Кое как воздев себя на трясущиеся ноги, он прислонился к излохмаченному когтями стволу, и ощупал правую руку. Поняв, что плечо выбито ударом, он нашел подходящее раздвоенное деревце и зажав в нем плечо. Собравшись с духом, рванул что было мочи. Искры вперемешку со слезами брызнули из глаз фонтаном, а рык, слюни и ругательства распугали всех местных лесных духов. Через пару мгновений он смог не матерится, еще через какое-то время шевелить рукой, через терпимую боль. Это позволило собрать из обрывков рюкзака бинты пропитанные травяными отварами и набрать горсть целебного мха. Не то что бы он чудеса творил, но гниль из ран вытягивал как губка. Переложив им четыре борозды на боку, он натуго замотал все бинтом. Если бы не жилетка из шкуры ворга, то кишки были бы наружу. Переведя дух и найдя подходящие палки, сделал себе шину на больное колено и палку с сучком для упора в подмышку для разгрузки больной ноги.

Повесив за спину лук и найдя три целых стрелы, он допил всю воду из фляги, заставил себя сожрать весомый кусок сырой печени ворга и, подобрав уцелевший клык, поковылял в сторону деревни.

К полудню добрался до дуба с журчащим ручейком, наполнил флягу и сложив руки горстью зачерпнул полные ладони. Дав воде малость нагреться от тепла рук, жадно выпил. Зубы заломило от холода, а разгоряченное и пересохшее горло, казалось, впитало воду не дав ей попасть дальше. Пройдена треть пути, такими темпами доберется только к полуночи. Стай больше поблизости нет, но он и от зайцев сейчас не отобьется, а уж одиночный ворг охотник, точно станет его последним зрелищем на этом свете.

В боку становится горячо, травы травами, а к вечеру у него будет жар и уже утром будет валяться пластом и видеть видения, которые закончатся темнотой. Поэтому до утра он любой ценой должен дотащить свой зад к ведьме.

Шаг, еще шаг. С каждым шагом мышцы и суставы разогреваются, боль от движения притупляется и идти становится легче.

От этого родничка начинается светлолесье. Конечно в этом мире древних могучих деревьев нет мест, где лес похож на солнечную лужайку с легкими тенями от молоденьких деревьев, которые приятно приглушают дневной зной. Просто здесь начинается территория дружелюбных деревьев. Сосны засыпают все своей хвоей, делая почву пригодной только для своих сородичей. Великаны дубы, закрывая солнце своей кроной и вытягивая все соки из земли могучими корнями, не каждому сорняку дадут шанс вынести свое сожительство. Здесь, до самой деревни растут светлые и добродушные гиганты. Могучие осины, вокруг которых растут кусты орешника и, то тут то там, мелькают красные шляпки подосиновиков и коричневатых подберезовиков. Белобокие березы, которые несмотря на свой немалый рост и обхват, пропускают своими кронами достаточно света для стройных рябинок и разношерстного ковра из лесных трав, не говоря уже о пушистых елочках, прячущих под своими треугольными платьями, целые семейства пузатых белых грибов. Даже трава здесь не замедляет ход охотника, по причине того, что тянется вверх к солнечным лучам, а не раскидывает жесткие как канаты ветви с широкими листьями, цепляющими ноги и маскирующими, опасно торчащие из земли, корневища. К тому же диким котам крайне неудобно перемещаться по таким кронам, так что можно не бояться приземления на шею пушисто-когтистого разбойника. А, разбросанные тут и нам, огромные муравейники всегда предупредят об опасной близости голодного медведя пещерника, так как разрытый муравейник сразу выдает его с головой, да еще и расскажет как давно он тут лакомился муравьиными яйцами.