– Тогда марш оба к дерматологу.

И мы побежали.

– Благодарю, – сказала мне тихо Вергилия.

Дома, за ужином, я, как обычно, доложился родителям обо всех приключениях. Папа посмеялся, а мама, вполне ожидаемо, подлог крови не одобрила.

– Папа, – вспомнил я, – а что значит «работа не волк – в лес не убежит»?

– То и значит, – пожал плечами папа и повторил с расстановкой: – Работа не волк, значит в лес не убежит.

– А чем отличаются лапы от ног?

– Ноги у человека, лапы у зверей, – ответил папа.

– А у слона? – прищурился я.

Папа задумался, и подключилась мама:

– Лапы мягкие, ноги жёсткие, – говорит.

– А у гуся разве жёсткие?

А сам уже за вилку схватился диагноз им где-нибудь нацарапать.

– А у гуся котлета стынет, – выкрутилась мама.

И была права. Я решил в следующем году спросить у дяди-психиатра, чем отличаются лапы от ног, но потом передумал.

Как я рассказывал, в первом классе началась моя война с математикой, которая продолжается до сих пор с переменным успехом. Умолчал я о том, что со второго класса вынужден вести войну на два фронта. Неожиданно для всех к математике примкнул английский. И если в случае с математикой мамино негодование удачно переадресовывалось «несчастному гуманитарию» в лице папы, то в трудностях с английским виновных найти не удавалось. Родители владеют двумя иностранными языками каждый. Собственно, мама у меня работает переводчиком. А папа долго объяснял мне, кем работает, но я то ли не понял, то ли не запомнил. Но он тоже много общается с иностранцами, в том числе по телефону.

И даже бабаня то жаловалась на дриззлинг1 за окном, то просила выбросить что-нибудь в гарбидж.2 Целуя меня перед сном, она говорила «Гуд найт» и «Си ю туморроу монинг».3

– Сито макароник, – отвечал я, уверенный в виртуозном владении иностранным языком.

И вот урок за уроком я осознавал всё яснее, что ничего не выходит: сначала я путал русские и английские буквы, потом совершенно не мог взять в толк, по каким правилам читать слова, наконец в битву вступили два ужасных артикля, и я капитулировал. Два раза в неделю я ходил в школу как на каторгу. Но самое обидное, что мы с Марусей попали в одну группу и она регулярно оказывалась свидетельницей моего позора. Жалость в её глазах была совершенно невыносимой.

И если Наталья Сергеевна была однозначно на моей стороне, то англичанка, судя по всему, записалась во вражеские агенты. И позывной у неё был – Стрекоза. Стрекозой её назвали ещё до нас за огромные переливчатые очки. Глаза за очками тоже были большущими. Она много улыбалась, но как-то предательски. И активно двигала челюстью, когда выговаривала английские слова.

Вот вам пример типичной английской экзекуции.

– What is your name?4 – спрашивает меня Стрекоза.

– Май нейм из Костя, – отвечаю я, чеканя слова. Изображать акцент я уже давно перестал, потому что каждое моё слово тогда сопровождалось дружным ха-ха.

– What is her name?5 – Стрекоза показывает на Марусю.

– Маруся, – отвечаю я, счастливый от того, что понял смысл вопроса.

– Right.6 Но давайте ответим полностью.

– Май нейм из Маруся, – бодро отвечаю я.

И все смеются. А когда успокаиваются, Стрекоза продолжает:

– How old are you?7

– Ай эм эйт, – отвечаю я уже менее уверенно.

– How old is she?8 – И она снова указывает на Марусю.

Я больше не хочу быть посмешищем и молчу.

– Is she eight years old as well?9 – медленно говорит училка и таким тоном, как будто подсказывает мне ответ.

– Эйт, эйт, олд10, – бурчу я.

Два главных знатока английского прыскают от смеха, остальные подхватывают. Маруся сочувственно качает головой.

Однажды Маруся догнала меня в коридоре после уроков.