4

Закрываемая бригадиром дверца «шиньона» сочно щёлкнула в образовавшейся при его появлении тишине, и многие вдруг вспомнили, что время сейчас – рабочее. Поднятая было пыль поразвеялась, и сейчас же из толпы ожидающих прозвучал невинный старушечий вопрос:

– А не зря ли мы собралися тут, Митрий?

Артёмов коротко оглядел ближайший ряд, но не нахмурился по своему обыкновению, а зачем-то широко и простовато ухмыльнулся:

– И очень даже не зря! – ответил.

Полсотни человек как бы разом вздохнули и загомонили.

«Может, сначала махорку раздать?» – мелькнула удачная ведь мыслишка в бригадировой голове, однако ноги уже несли его к мужикам, пускавшим на ветер (в переносном в связи с затишьем смысле) прежние табачные запасы.

– Ну, как там, в столицах? – спросил его Иван Михалыч Кирин, ещё вполне не переживший свою удачную аллегорию насчёт клёпок.

– А в столицах вот какое положение, – Артёмов остановился и поиграл снисходительной усмешкой. – Пахать им ещё полторы тыщи гектаров и косить больше половины подсолнухов. Просят помочь!

– Ещё чего, – вполне нейтральным тоном, без особенного какого-то смысла, но довольно внятно проговорил Николай Анучин и сплюнул себе под ноги.

– Действительно, – пробормотал Николай Оборин.

– Они, бля, змеи полосатые, привыкли там на всём готовом, а тут, язва, ко-лотишься как… Да ещё помогай им! – выдал скороговоркой Ванька Швейка.

– Да как же, один ведь колхоз, – ещё успел сказать Артёмов, а дальше только поворачивался да наливался краской.

Один за другим мужики и цигарки свои побросали.

– Ты же сам, Зиновеич, солярку по буровым добывал в уборочную, а они что? А они поплёвывали да письма в верхи сочиняли!

– Курить им не дали, они комбайны бросили!

– Твёрдую пшеницу докашивать, так из «Авангарда» звено заманули, а как на зябке мантулить, так и тарпановские сгодятся?!

– Не, ну какой дурак догадался нас к этому «Маяку» прицепить? Сами там мухлюют, измухлевались все, а мы по три месяца из-за них без зарплаты сидим. Платить нечем! Да столько оглоедов не токмо колхоз проедят!

– Там одних алкашей – сколько всех нас всего по деревне!

– Да отделиться от них к чёртовой бабушке!

– До Мордасова, до ихнего «Авангарда» нам на шесть километров ближе. Чё ж туда не прикрепили?

– Мантулим на Волостновку, а все дела в Мордасове.

– Да отделиться – и всё!

– Как я за ремнями к ним, так «нету, в центр поезжай», а теперь «помоги-и»!

– Ну, чё мы, правда, от волостновских видали? При совхозе и то хлеб каждый день завозили, уголь выписывали до пяти тонн, а этот размахали, а толку…

– Да отделиться, я говорю!

– А ты, Зиновеич, небось сказал «счас прискочим»? Расскакались, ага! Когда с чулпаном этим греблись, приехали они? Дали хоть пару «колосов»?

– Это, ладно, мы управились. А и не управились – всё равно на свои подсолнухи погнали бы. Как же, за один только план им по шесть окладов пишется! А ты и мешочек семечек не возьми!

– Мантулишь, мантулишь – всё двести два рубля…

– Да ещё бы им от намолота все получали. Иди ты, намолоти на этих солончаках, на шишках!

А Юрка Гавриков всё подзадоривающее «н-да!» вставлял, прямо цвёл, от одного к другому поворачиваясь.

На шум, между тем, потянулись несколько забуксовавшие на тряпочках-моточках женщины, а доярочки наши – первым рядом.

– И правильно! – вклинились их тренированные голоса. – Молочко-то каждый день да по два раза потягивают с фермы, а зарплату всё платить нечем. Пускай тогда садятся да сами за сиськи дёргают!

– На ихний комплекс-то, говорят, сахарок мимо списков подбрасывают. А нам хоть бы раз в квартал, хоть бы вермишели.

– Да, хоть бы по килограммчику. Сахар самогонщики перевели, а лапшу-то кто?