Родри скрылся из виду. Иен стоял у выступа, за который была закреплена веревка. Бигл уже спускался. Николас отошел от края.

– Я пошел, – буркнул он.

Родерик, крепивший свою веревку, бросил на него быстрый взгляд и запнулся:

– Вы? Не знал, что вы умеете.

– Вот как? – не слишком вежливо ответил Николас.

У Родерика блеснули глаза, но он лишь спокойно предложил:

– Может, мне лучше пойти первым?

И так же быстро, как Родри, но более плавно исчез. Николас, повернувшись ко мне спиной, следил за ним, а я сидела, съежившись, на своем мокром камне. Потом снизу раздался крик, и Николас тоже ухватился за веревку и начал спуск.

Ожидавшие рядом с нами мужчины подошли к краю ущелья, вглядываясь в гулкую бездну, и вновь их охватило дурное предчувствие, что худшие их страхи подтвердились. Я встала и пошла к ним.

Почти в ту же секунду снизу раздался крик – бессловесный крик, смысл которого был тем не менее ужасно понятным. Я рванулась вперед и почувствовала, как большая рука Дугала Макри схватила меня за плечо.

– Спокойно!

– Он их нашел! – закричала я.

– Да, вероятно.

Майор Персимон, стоя на коленях, склонился над обрывом; там продолжали обмениваться криками, которые ветер уносил в пустоту. Потом группа мужчин перешла от состояния неподвижности к быстрым и профессиональным действиям. Двое спасателей приготовились спускаться, остальные на огромной скорости бросились вниз по осыпи.

– Куда они бегут?

– За носилками, – ответил Дугал.

Надежда умирает последней. Моя страстная надежда, мое невежество сделали меня глухой к его интонации и восклицаниям остальных. Нетерпеливо вырвавшись из его хватки, я бросилась к краю ущелья.

– Носилки? Они живы? Могли они остаться в живых?

И тут я увидела то, что происходило на дне ущелья. Бигл и Николас, медленно ступая по опасным плитам, образовывавшим воронку у воды, что-то несли. Я уже не сомневалась в том, что они нашли за бахромой водопада… Я и забыла, что мертвый коченеет, съежившись в последнюю предсмертную минуту. Он становится подобен гротескной статуе, вырезанной из дерева. Флотские брюки и голубой свитер, ставшие от грязи и влаги почти черными, грязные желтые перчатки на кошмарно искривленных пальцах… Мэрион Брэдфорд. Но это была уже не Мэрион Брэдфорд; это была отвратительная деревянная кукла, которую держали люди, кукла, чья голова болталась на поникшей шее…

Я медленно вернулась к своему камню и села, уставившись на свои ноги.

Даже когда принесли носилки, я не шевельнулась. Заняться мне было нечем, и все-таки я решила не возвращаться в отель… да и Альма Корриган не выказывала желания уйти. Поэтому я оставалась сидеть, упорно курила и смотрела не в ущелье, а на серый горный склон, а откуда-то снизу было слышно, как идет спасательная операция, которая перестала быть спасательной. Скрип и шорох веревки; тихое бормотание на гэльском; напряженное ворчание; зов Родерика, искаженный и далекий; крик Бигла; восклицание где-то вблизи майора Персимона: «Что? О господи!»; снова непонятная гэльская речь неподалеку – на сей раз столь взволнованная, что я непроизвольно пошевелилась и огляделась вокруг.

Услышанное мною восклицание издал Дугал. Они с майором Персимоном стояли рядом на коленях, внимательно глядя вниз. Я услышала, как майор Персимон повторил: «О господи!», и они оба медленно поднялись, глядя друг на друга.

– Он прав, Дугал.

Дугал ничего не ответил. Его лицо напоминало гранит.

– Что случилось? Что они там кричат внизу? – резким голосом спросила Альма Корриган.

Билл Персимон ответил:

– Она поскользнулась и упала. На ней намотана веревка. Перерезанная.