Но легче ему не стало. Губанок бросил на Ласковина отчаянный взгляд… И сразу полегчало. Андрей Александрович улыбался. Уверенно, спокойно.

– Не кричи,– негромко посоветовал он.– Горло сорвешь.

Голос его звучал совершенно искренне.

Тетка подскочила на месте и, забыв о существовании Губанка, росомахой кинулась на Ласковина.

Поток брани выплеснулся из ее рта, как прокисшее пиво из откупоренной бутылки.

Ласковин молчал. Улыбался. Доброжелательно.

Губанок достал платок и вытер вспотевшее лицо. Признаться, он ожидал от своего спутника совершенно другого поведения. Страх прошел, и теперь только неприятная слабость да липнущая к спине рубашка напоминали о пережитом ужасе.

А Ласковин улыбался. Мягко, сострадательно. Как улыбается взрослый, глядя на рассердившегося ребенка.

Тетка осеклась. Плечи ее затряслись, пальцы впились в жирную грудь. Губанок услышал клекочущий хрип, а затем увидел, как тетка медленно осела на пол и так же медленно повалилась набок.

Один из находившихся в комнате мужчин дернулся было к ней, но Ласковин погрозил пальцем, и энтузиаст остался на месте.

– Пойдем,– сказал Андрей Александрович Алле, чьи глаза стали абсолютно круглыми.

К удивлению Губанка, дочь, не прекословя, встала и двинулась за Ласковиным. А за ней, замыкающим, пошел сам Павел Васильевич.

«Как она похудела», – подумал он, глядя на истончившиеся икры Аллы.

Перешагнув через тушу «привратника», они покинули «обитель».

В машине Ласковин сразу взялся за телефон.

– Ростик,– сказал он в трубку.– Запиши адресок.

И продиктовал адрес квартиры, где они побывали. И, отвечая на вопрос:

– Мелочь. Травка, развращение несовершеннолетних, что найдете. Да, по моей части. Нет, пальцем не тронул. Будь.

Сложил трубку, завел машину.

Губанок сидел сзади, рядом с дочерью. Он чувствовал ее тепло, хотелось обнять девочку, утешить… но Павел Васильевич не решался.

– Куда теперь? – спросил он.

Ласковин протянул через плечо карточку с адресом.

– Реабилитационный центр,– объяснил он.– Для таких, как ваша дочь. Вы кем работаете?

– Программист. В фирме.

– Зарабатываете хорошо?

– Прилично.– И, уловив намек:– Сколько я должен?

– На карточке, внизу, расчетный счет. Переведете, сколько сможете.

– Конечно, конечно,– проговорил Губанок.– А сколько я должен лично вам, Андрей Александрович?

– Мне – ничего.

Ласковин прибавил газа, и «ауди» запетляла между машинами.

«Рискованно водит»,– подумал Губанок. Эта мысль показалась ему забавной.

– Андрей Александрович,– спросил он через некоторое время,– а что вы сделали с… этой?

– Я? – Губанок услышал короткий смешок.– Я – ничего. Переволновалась немного. Бывает, верно?

– Ну как? – поинтересовалась Наташа.– Выручил?

– А как же,– без особого воодушевления ответил Андрей.

– А почему такой задумчивый? Что-то случилось?

– Да нет, ничего особенного.

Верно, ничего особенного. Просто работяга, который вылез из канализации, очень уж напоминал мужика, положившего новорусов у «Октябрьского».

«Для того, кто видит, случайных встреч не бывает»,– говаривал Слава Зимородинский.

А для того, кто не видит?

Этого Андрей не знал. Потому что видел редко.

А между тем всего лишь десять минут назад, когда Ласковин входил в подъезд, навстречу ему попались двое мужчин, на которых его сэнсэй точно обратил бы внимание. Тогда как проникнутый уверенностью в собственной крутизне Андрей прошел мимо, не взглянув. И напрасно. Если охотник становится дичью, все еще полагая себя охотником, обычно от него остается только кучка обглоданных костей и дюжина несъедобных предметов, вроде часов и бронзовых пуговиц.

– Этот? – сказал младший из двоих.