Когда Костечков, весь лоснящийся от сальной грязи, уставший и злой, наконец разделался с вытяжкой, Управляющий немедленно направил его на смену масла во фритюре. -«Явно отыгрывается за утро, пидор»– с ненавистью думал Костечков, стараясь не облиться вонючей жижей.

Затем была разгрузка замороженных котлет из морозильной камеры, от которой у Алексея совсем онемели руки, но он старался облегчить себе эту пытку, воображая себя на носу дракара, отплывающего от берегов Гренландии к Винланду. Он грудью, затянутой блестящей кольчугой, стойко выдерживает натиск ледяных ветров, а его стальной взор неотрывно вглядывается в горизонт, ожидая появления тонкой полоски заветной земли. Такой незамысловатый эскапизм помогал ему немного примиряться с незавидным своим положением.

Наконец, выдалась свободная минута, и выдохшийся Костечков отпросился покурить. Выйдя во двор, он обнаружил там Марселя – единственного сослуживца, с которым он водил некое подобие товарищеских отношений. Марсель иногда приносил в ночные смены наркотические курительные смеси, и тогда те часы превращались для Костечкова в чарующее и расслабленное путешествие, бессрочный отпуск из мира беспокойств и тотального дискомфорта. Но потом приходило горькое отрезвление, и реальность снова начинала бить Алексея своим тяжелым кулаком.

Марсель, как всегда, немного застенчиво улыбнулся:

–«Привет!»-

–«Здаров»– неохотно поздоровался Костечков и запахнул поплотнее полы той самой «рабоче-маскулинной» куртки.

–«Хах»– продолжал улыбаться Марсель, -«Как оно?»-

–«Как всегда заебись и еще лучше. Сегодня на вписку пойду, там масса различных персонажей будет, допустим, включая модных герлов. Пиво, адский угар во мгле… ада… дичайше, кароч»– запыхтел сигаретой Алексей.

–«Ааа, ну вписка – это хорошо»– Марсель немного помолчал и спросил: «Леш, а вот скажи… у тебя когда-нибудь были мысли, ну, что вокруг, вот, всё совершенно лишено смысла?»-

–«Да, тащемта так и есть, и выход один – самовыпил»– ответил Костечков, выпуская струйку дыма.

–«Думаешь?»– грустно улыбнулся Марсель и потупил глаза.

Алексей перевёл взгляд на окружавшую его панораму двора:

Стены грязно-жёлтого цвета, где во многих местах краска слезла, обнажив багрово-кирпичную плоть зданий.

Немногочисленные мутные окна. В одном из них не хватает стёкол и прореха заделана полиэтиленом

Видавшие виды мусорные баки, которые в ночные смены Костечков выкатывал

на улицу, морщась от вони и имиджевых потерь.

Грязные кучи ещё не растаявшего снега, усеянные мелким мусором.

Разумеется, ничего, кроме уныния и ощущения того, что ты куда-то не туда свернул на своём жизненном пути, такой вид не мог внушать, и Алексею захотелось как-то разбавить меланхолическую муть:

–«Слышь-ка, а помнишь, как бомж витрину обосрал, а там типы какие-то жрали прямо за ней? Их ещё чуть не сблевало тогда?»– по мере раскрытия фразы улыбка Алексея становилась всё шире.

–«А… да, помню»-

–«Вообще по грайнду»– удовлетворённо подытожил Костечков, -«Женёк Кротов бы закотировал»-

–«Это кто? »– спросил Марсель.

Лицо Алексея приняло выражение кислой разочарованности.

–«А, точняк, ты же тип приличный… Это из группы Goreanus, порнограйнд типо»– увидев, что недоумевающее выражение лица Марселя не меняется, Костечков продолжил, -«Блядь, ты бы хоть послушал там Cock and Ball Torture, что-ли – весёлое музло, там твистовые ритмы, танцевальные!»-

Тут Костечков стал приплясывать в этом пресловутом «твистовом» ритме, попутно похрюкивая. Тем самым он изображал стиль вокала, характерный для упомянутого им жанра музыки.

Марсель же смущённо улыбался, явно не понимая воодушевлённости Алексея.