Или сильная.

Вычитала названия сел в Нижегородской губернии. Поначалу губерния называлась Нова города Низовские земли.

Погибловка (советская власть переименовала в Садовое),

Тер-Клоповка (Вишневка),

Несытово,

Позорино (Лебяжье),

Дурашиха,

Вздернинога (Орехово),

Разгильдяевская,

Холуй,

Грехи,

Заглупаево.

Те села хоть через одно переименованы.

А эти так до сих пор и называются:

Худобабкино,

Гибловка,

Грабиловка,

Свиреповка,

Горюшки,

Карга,

Кобелево,

Содомово (их несколько).

Единственное Растяпино стало Дзержинском.

Вот и всё. Всё тут. И характер народа, и социальное его расположение, и прошлое, на почве которого возросло будущее.

За участием в Первой мировой последует участие в Гражданской, за Гражданской – через двадцать лет – участие во Второй мировой. Отец давно не подлежит призыву, не крестьянин, не кузнец и не солдат, пятидесятилетний сотрудник Института истории Академии наук СССР. Москва держится на волоске. В ряду многих сродных, он уйдет добровольцем на фронт. Война у них в крови, ибо они защитники. Идеалов, народа, Москвы, Отечества. Откроется старый туберкулезный процесс, температура сорок, горлом пойдет кровь – его отправят в госпиталь, а оттуда спишут как нестроевого и никакого. Вместе с институтом он эвакуируется в Алма-Ату, куда и мы доберемся по вызову из нашей башкирской эвакуации.

Ученые, артисты, балет Большого театра – все расселятся рядом.

Пигалица заделается артисткой. Отправится по госпиталям петь песенки раненым.

Скромненький синий платочек падал с опущенных плеч, ты говорила, что не забудешь наших взволнованных встреч. С берез, неслышен, невесом, слетает желтый лист. Старинный вальс «Осенний сон» играет гармонист. Вздыхают, жалуясь, басы, и будто в забытьи сидят и слушают бойцы, товарищи мои. Темная ночь, только пули свистят по степи, только ветер гудит в проводах, тускло звезды мерцают.

Тощая птица пяти лет отроду старательно тянет мелодию, повесив нос, зная, что должно быть грустно, да ей и так грустно от грустных песенных слов, раненые слушают, смеются и плачут, отчего они смеются, пигалица не знает, а когда плачут, говорит то, чему научили медсестры: не плачьте, поправитесь и поедете обратно на фронт защищать родину. Многие без рук, без ног, но пигалица убеждает их, что они встанут в строй, так как без сомнения плачут они постольку поскольку недовоевали. Бойцы смеются и плачут еще пуще и закармливают пигалицу огромными красными яблоками апорт, гордостью казахской советской земли.

Через сколько-то лет пигалицын отец защитит докторскую под названием «Советизация казахского аула». А еще через сколько-то бывшая пигалица в качестве приглашенного профессора проведет семестр в Илли-нойском университете. Студентка по имени Алисия сообщит, что пишет диссертацию по современной экономике Казахстана. Профессор упомянет работу отца. Студентка воскликнет: really?!

С этим really у них умора. Одна американка видит другую, все равно из какого слоя, с каким образованием, просто одна обыкновенная американка завидела другую.

– Приятно встретить вас!

– Приятно встретить вас!

– Как вы?

– Прекрасно! А вы?

– О, прекрасно! Я только что встретила Салли (или Долли)!

– Реально?!

– Да.

– И как она?

– Прекрасно!

– Реально?!

– Да. Приятно встретить вас!

– Приятно встретить вас!

Расходятся.

О, really?!

Реально?

Нереально забыть этот обмен восторженно-изумленными восклицаниями, как будто кто высадился на Марсе или, по крайней мере, выиграл сто тысяч баксов в лотерею. Непередаваемая интонация плотно застревает в ушах всякого, кто хоть раз ее услышал.

Короче, Алисино really воспринято как формальная любезность. Так же любезно Алисия закончит: