Мика завидовала простоте и открытости Васи, потому что в ней не было ничего из этого. Или это не зависть, а просто удивление? В любом случае, как бы ни было с ней весело, но это нужно прекращать. Нельзя привыкать. Одно дело – иногда общаться, другое – жить вместе. Как это вообще получилось?

Со стороны матраца доносились выдохи девушки, которую Мика знала меньше дня. Звук был, словно суп из кастрюли убегает и капли падают на электрическую конфорку. Или если осенью листья специальной штукой сдувать с тротуара.

Мика выпуталась из мешка, на цыпочках прошла мимо Васи, натянула ботинки на босу ногу, накинула пуховик на пижаму и вышла из дома.

В супермаркете – огромная очередь, все нервничают от духоты, торопятся куда-то – зачем вы здесь в эпоху курьеров и доставок? Женщине с пятнистым, как ножка гриба, лицом пробивают продукты – пик-пик-пик. Она тоже переживает – этот супермаркет ей не по карману, но пойти в тот, что дальше от дома, просто нет сил в конце рабочей недели. Все продукты она торопливо складывает в огромную синюю сумку из полиэстера, но вдруг останавливается и придирчиво рассматривает последний товар – сетку с огурцами. Вертит их и так, и эдак, подносит к глазам и на свет – что-то её не устраивает: лицо то удлиняется, то сморщивается. Женщина ощупывает каждый овощ рукой, ковыряет ногтем огуречные пупырышки и, наконец, принимает решение устроить скандал.

– Это что такое? – спрашивает она у кассира. – Разве можно такое людям продавать?!

– А что не так? – удивляется совсем юная сотрудница супермаркета (победа явно будет не за ней).

– Ты что, не видишь?! – женщина заводится ещё больше, как бы накручивая сама себя. – А ты посмотри! И вы посмотрите!!! – покупательница достаёт огурец из сетки и размахивает им в воздухе, как бравый полководец своим стягом, призывая и нас, невольных участников бури, подключиться и следовать за ней.

– Как я посмотрю, если вы своим огурцом постоянно трясёте?! – голос кассира дрожит и немного срывается (наверное, работает тут совсем недавно, раз рефлекс «лучше промолчать» на таких особ ещё не выработался).

– Голубушка, это не мой огурец! Это ваш огурец!!! Вялый, безжизненный! Как можно такое на лотках держать, я вас спрашиваю?!

– Это огурцы на развес – вы же их сами выбрали и в сетку положили. Я тут ни при чём… Можно было и свежее взять, и упругость проконтролировать…

– Нет, ну это беспредел! Огурцы как каша – у неё, а виновата я?!

– Не нравится – не берите. Могу не пробивать их! – у девушки выступают слёзы, отчего она становится совершенно беззащитной, почти прозрачной.

– Это ж надо! Первый раз в этом году решила окрошку сделать – летом на даче жила, не до того совсем было, а они мне вялые огурцы подсовывают! Вот вы бы стали такие есть? – обращается скандалистка к худенькой девочке в ярко-жёлтом плаще, что стоит за ней. Та быстро отводит глаза.

– Женщина, не задерживайте кассира – или забирайте, или оставляйте, но давайте уже двигаться как-то! – внезапно подключается мужчина, третий в очереди. В руках у него только бутылка вина за 6800 – белое, сухое.

– А вы мне не указывайте! Я сейчас в жалобную книгу напишу! И охрану позовите! Не магазин, а ОПГ буквально!

Мужчина с вином отодвигает девочку в ярко-жёлтом плаще, берёт женщину с огурцами за локоть и тихо, очень спокойно произносит: – Если ты немедленно отсюда не свалишь, я тебе эти огурцы по гланды засуну – ещё радоваться будешь, что они мягкие.

Женщина затихает, кассир испуганно смотрит на других покупателей – всем в очереди немного не по себе. Скандалистка протягивает телефон для оплаты, забирает сумку с продуктами (огурцы включительно) и покидает магазин, не издав больше ни звука.