Приспособленчество, но куда деваться?

В коридоре Егорова уже ждал молодой парень в форме с редкими белёсыми усами. Парень представился старшим матросом Константиновским и молча повёл поэта по зигзагу лестниц вниз, в ангарный отсек. На вид он показался немного резким.

– Не подскажете, а есть ли у вас на корабле какая-то культурная жизнь? – рискнул прервать молчание поэт, когда они уже подходили к яхте. – Кто ваш министр культуры?

По идее, этот вопрос было бы логичнее задать капитану. Но пока оставалось неясным, как Артемьев отнесётся к заработкам Егорова.

– Министра культуры не изобрели. Говорят, когда-то был заместитель капитана по культуре, но это ещё в доисторические времена, до ремонта.

– Хорошо, а пресс-служба? Телестудия.

– Только через внутреннюю сеть, энтузиастами. А жизнь – отчего ж нет, есть жизнь. Киноклуб, уличная дискотека ещё. Школа, два училища, там преподаватели кружки ведут, но сейчас каникулы, да и студентов мало…

– Что за киноклуб? – оживился Егоров.

– «Заводчанин». Улица Космолётчиков, два. А почему интересуетесь?

– Понимаете… я поэт. Хочу выступить перед публикой.

Старший матрос Константиновский немного неучтиво осмотрел Леонида с головы до пят, словно проверяя – точно ли поэт?

– Думаю, это можно. Обратитесь к Ефиму Скоморохову, он начальник клуба. Если у меня получится, я смогу проводить. Одному туда как-то незнакомому…

– Спасибо, – сказал Егоров и обернулся, глядя на свою яхту в ангаре, за герметичной прозрачной перегородкой. – Вы подождёте меня здесь?

Константиновский коротко кивнул, потом его взгляд упал на яхту, и матрос заметно оживился.

– Разрешите осведомиться… Парусник?

– Да, серия А-45. Один из первых серийных парусников в Империи. Даже имя присвоили вместо бортового номера, как у следующих.

Матрос недолго сомневался, потом любопытство взяло верх. Он открыл ворота ангара и спросил:

– Можно осмотреть?

– Конечно! – гостеприимно предложил Егоров.

Дежурящий в отсеке матрос отдал честь сослуживцу и пустил их с поэтом вниз, к стоящему на нижней палубе корабль.

Яхта снаружи напоминала старинный трамвай или вагон, лишь носовая часть была скруглённой и покрытой для лучшего входа в атмосферу термостойким обтекателем. Двадцатиметровый узкий корпус не имел упряжки для востроскручи в основании, именно потому в перелётах приходилось обходиться без гравитации. Для аварийного приземления на планету имелся большой парашют, самовосстанавливающееся покрытие и пара древних ионных двигателей. Чтобы не терпеть перегрузок, чаще всего приходилось нанимать буксирный швартовщик, а это удовольствие не из дешёвых.

Поэт и матрос обошли яхту, стоящую на путях на выдвижной тележечной платформе. В задней части, больше похожей на застеклённую теплицу и называемой садком, ворочалось вытянутое, студенистое и переливающееся всеми цветами радуги тельце. Переливы кокона окуклившегося гелиображника завораживали, подобно блеску северного сияния.

– Редко увидишь. Во всём Союзе всего пара тысяч яхт.

Старший матрос с любопытством присел у садка. На отдалении, чтобы не попасть в зону притяжения мощных магнитов.

– Я слышал, до сих пор с Дальнего Востока и Новгородской Иерархии завозят?

– Да. На всю Империю всего четыре питомника. В Союзе один. А растут они долго. Обычно выслеживают и ловят в окрестностях супергигантов.

– Молодой, всего два метра. Ему не тесно? Сюда же можно устанавливать более крупного?

– Поменяли лет пять назад, ещё до меня. Откуда мой – точно не знаю. Прошлый откормился до четырёх и перестал помещаться, его отпустили, судя по журналу.

– А чем мотыля кормите? – продолжал сыпать вопросами Константиновский.