– Профессор Кеннеди дома? – спросила она с надеждой.

– Да, мэм, – ответил я, открывая дверь в наш кабинет.

Она направилась к нам, повторив свой вопрос.

– Я профессор Кеннеди. Прошу вас, присаживайтесь, – сказал он.

Присутствие дамы в нашей квартире было настолько необычным, что я и в самом деле забыл о том, что нужно было исчезнуть, а занялся тем, что поправил мебель и открыл окно, чтобы выветрился застоявшийся запах табака.

– Меня зовут Эвелина Бисби, – начала она. – Я слышала, профессор Кеннеди, что вы умеете докопаться до сути сложных загадок.

– Вы мне льстите, – ответил он с чувством признательности. – Кто был настолько глуп, что сказал вам это?

– Один друг, который слышал о деле Керра Паркера, – ответила она.

– Прошу прощения, – встрял я, – я никоим образом не желаю вам мешать. Я, пожалуй, выйду. Я вернусь через пару часов.

– Пожалуйста, мистер Джеймсон… вы ведь мистер Джеймсон, не так ли?

Я с удивлением поклонился.

Если это возможно, я хотел бы, чтобы вы остались и выслушали мою историю.

– Если это возможно, я хотел бы, чтобы вы остались и выслушали мою историю. Мне сказали, что вы и профессор Кеннеди всегда работаете вместе.

Настала моя очередь смутиться от комплимента.

– Мне рассказала миссис Флетчер из Грейт-Нека, – пояснила она. Я считаю, что профессор Кеннеди оказал Флетчерам большую услугу, хотя и не знаю, в чем она заключалась. Во всяком случае, я пришла к вам со своим делом, по которому у меня мало надежды получить содействие, если только вы не поможете мне. Если профессор Кеннеди не сможет решить эту проблему, то, боюсь, никто не сможет.

Она сделала небольшую паузу, а затем добавила:

– Вы, конечно, читали о смерти моего опекуна на днях.

Конечно, читали. Кто не знал, что Джим Бисби, нефтяной магнат из Южной Калифорнии, внезапно умер от брюшного тифа в частной клинике доктора Белла, куда он был доставлен из своей роскошной квартиры на Риверсайд-драйв? В то время мы с Кеннеди обсуждали этот вопрос. Мы говорили об искусственности двадцатого века. У людей больше нет домов, у них есть квартиры, говорил я. Они больше не болеют старым добрым способом; более того, они даже снимают специальные палаты, в которых умирают. А для похорон арендовали залы. Удивительно, что они не арендовали могилы. Все это было следствием разрушения традиций в двадцатом веке. В действительности мы знали о смерти Джима Бисби. Но в ней не было ничего загадочного. Она была типичной для первого десятилетия двадцатого века в большом искусственном городе – одинокая смерть великого человека, окруженного всем, что можно купить за деньги.

Мы читали и о его подопечной, прекрасной мисс Эвелин Бисби, дальней родственнице. Когда под воздействием жары и волнения она приподняла вуаль, мы очень заинтересовались ею. По крайней мере, я уверен, что даже Кеннеди в этот момент начисто выкинул из головы лекцию о токсинах.

– В смерти моего опекуна, – начала она низким и дрожащим голосом, – есть нечто такое, что, я уверена, потребует расследования. Возможно, это всего лишь глупые женские страхи, но до сих пор я не рассказывала об этом никому, кроме миссис Флетчер. Мой опекун, как вы, наверное, знаете, проводил лето в своем загородном доме в Бисби-Холле, штат Нью-Джерси, откуда он вернулся довольно неожиданно около недели назад. Наши друзья подумали, что это всего лишь странная прихоть – вернуться в город до того, как лето закончится, но это было не так. За день до возвращения его садовник заболел тифом. Это обстоятельство заставило мистера Бисби вернуться в город на следующий день. Представьте себе его ужас, когда на следующее утро он обнаружил, что его камердинер тоже заболел. Конечно, друзья немедленно отправились в Нью-Йорк, затем они написали мне в Ньюпорт, и мы вместе открыли его квартиру в отеле "Людовик Кинз".