Старина Джо хорошо знал и Персицию, и её уважаемую матушку, а потому в его трактире действовало даже негласное правило: последний кусок свежего сладкого пирога всегда откладывался для ведьмы из ковена Солонасис, когда бы та ни пожаловала в его заведение. Если же Персиция не приходила до утра, он съедал его сам или отдавал Аннет, своей молодой официантке, с которой состоял, как говорят, в каком-то дальнем родстве. Говорят также и то, что это правило несколько раз спасало ему жизнь.

В тот день Персиция по своему обыкновению зашла в трактир и заняла любимый столик в глубине зала. Он стоял под старым факелом у каменной стены и был достаточно скрыт от глаз остальных посетителей, но в то же время умудрялся находиться близко к барной стойке, за которой стоял трактирщик.

– Привет, Персиция! – весело поздоровалась с ней официантка Аннет, подкатывая к разместившейся за столиком ведьме на своих странных роликах, похожих на чугунные утюги с приделанными к ним колёсиками. – Тебе как обычно?

Персиция пребывала в некоторой растерянности от заполонивших голову дурных мыслей, а потому лишь вымученно улыбнулась и кивнула, хотя обычно перекидывались с Аннет парой фраз. Официантка не обиделась. Она отличалась весёлым нравом и редкой для кошмаритян жизнерадостностью, а потому никогда не обращала внимания, если кто-то из посетителей хмурился или даже ругался.

Через пару минут, сверкая своими роликами-утюгами и сдувая сиреневые волосы на чёлке, Аннет поставила перед Персицией тарелку с большим куском вишнёвого пирога и бокал коричневато-золотистой жижи – её любимого сбитня, который, впрочем, был очень похож на кисель.

Увидев угощение, ведьма даже вздохнула с облегчением. Есть всё-таки в этом мире что-то незыблемое, что успокаивает расшалившиеся нервишки, подобно двум Лунам на вечно мрачноватом небе, – и трактир «У старины Джо» был из этой категории.

Трактирщик, заметив взгляд Персиции, подмигнул ей, не выпуская очередной кружки из своей смуглой волосатой руки, которая была видна из-под закатанной по локоть рубашки. В этот момент в бар с шумом ввалились охотники – ещё одни постоянные посетители, истории о бравых подвигах которых пользовались у местной публики особым спросом на протяжении многих лет.

Джо, как только те показались в дверном проёме, без промедления налил им по кружке эля: одному, что был высок, худощав и немного спесив, – светлого, а другому, в противоположность первому, толстому, крупному и с виду крайне весёлому, – тёмного. Затем он выждал, пока вновь прибывшие снимут пробу с напитков, и, усмехнувшись, завёл беседу:

– Как нынче охота? Или не сезон?

Услышав это, худощавый господин, которого звали Стэнли Молчаливый, скривился в некоем подобии улыбки и, не проронив ни слова, стал жадно хлебать из пинтовой кружки. Второй же, чьё имя было Меткий Билли, расхохотался и басом ответил:

– Джо, дружище, ты в своём уме?! На небе две Сестры! Какая тут охота? Что же мы, идиоты, высовываться из дома? Старина Джеремия уже, поди, оборотился и сейчас рыщет среди ночи где попало! Мы, конечно, с волками дело имеем, но ведь Джеремия наш приятель! Уж лучше мы у тебя перекантуемся пару вечерков, не возражаешь?

Как и его приятель, он тоже залпом опрокинул добрую половину кружки.

Нужно сказать, что эти охотники проводили в трактире если не каждый вечер, то, по крайней мере, по четыре-пять в неделю, что вызывало некоторые вопросы и подозрения относительно их основной деятельности. Ведь охотиться им, по их же словам, приходилось в Тёмном лесу, что находится в добрых десяти милях от Кошмариуса. Тут-то и возникает резонный вопрос: когда же они успевали это делать, если по вечерам постоянно торчали в трактире за выпивкой и игрой в карты, а по утрам спали крепким сном здесь же, в гостевой комнатушке на втором этаже, или в съёмной квартирке где-то неподалёку, в Забулдыжном переулке?