– О! Это профессиональное. Вы позволите? – мягко проговорил Луи, присаживаясь за мой столик. – Дело в том, что я редактор издательства «Пари», с одной стороны, и почетный президент одного весьма забавного клуба, связанного с творчеством, с другой стороны.

– Да? А мне какое дело до этого, месье?

– Мы хотели бы пригласить Вас поработать над книгой. Вернее, над нашей книгой. А если быть совсем точным, над книгой, которая, вне сомнения будет, если уже сейчас частично является Вашей книгой.

У меня пересохло во рту, и я внутренне напрягся. За словами крашеного редактора крылась какая-то реальность, которая ускользала от меня. Ведь я действительно писал книгу. Свою первую книгу. А посему знал очень точно, когда и с кем я ее обсуждал. Так вот, никогда и ни с кем я ее не обсуждал, а лишь упомянул в разговоре с месье Франсуа Эмоном пару часов назад, и… я облегченно вздохнул, упомянул в общении с салфеткой, с которой этот тип и выудил свою информацию.

– Мне это не интересно.

– 50 тысяч евро.

– Нет.

– Это карманные деньги. Плюс 200 тысяч евро гонорара.

– Это попахивает мошенничеством.

– Официальное оформление наших отношений. 50 тысяч евро на карманные расходы сразу после подписания договора и в присутствии нотариуса.

– Но я обычный преподаватель в не самом престижном вузе.

– Это ваше достоинство. Для нас достоинство.

– И в чем же подвох?

– Вы должны написать роман о запятых, точках, тире, двоеточиях, восклицаниях и так далее. Одним словом, о знаках препинания.

– Вы серьезно?

– Абсолютно. Причем роман должен быть философским, а отчасти и социологическим. Но при этом он должен быть, безусловно, антропологическим.

– Подождите, вы же сказали книгу, а теперь вот роман.

– Книгу и должны. А уж как ее оболгать: роман, пьеса, повесть – дело ваше.

– И за это вы платите 250 тыс. евро?

– Да.

– А если я возьму 50 тыс. евро и ничего не напишу?

– Это исключено!

– Почему?

– Потому.

– ?

– Потому что я готов рискнуть деньгами, Вы разве против?

– Да, против.

– Но против чего?

– Я пишу книгу о философах и философии.

– И что же?

– Вопросы с запятыми несколько далеки от философии.

– Это вы так решили?

– Но это же очевидно.

– Как знаете. Вот моя визитка. Если передумаете – звоните.

Почетный президент какого-то там любопытного клуба, молча, встал и ушел из кафе, а я только сейчас заметил, что уже доел свою печень, не тронув айвы. Странно, не правда ли?

Спустя примерно полгода и два одобренных Франсуа Эмоном текста, которые абсолютно соответствовали регламенту вуза, я подал в независимое издательство «Бордо» окончательный текст моей книги. Это был шедевр далекий от унылых шаманских завываний лекционного официоза прекрасно оплаченных Вузом. Это был текст, близкий к гениальности. Не в том смысле, что он слегка не дотягивал до гениальности, а в том смысле, что он слегка возвышался над гениальностью. Я написал книгу, в которой читатель был полноценным соавтором. Не декларировался, как у моего приятеля Умберто, а действительно им являлся.

Книга состояла из описания одного года жизни преподавателя философии в двух французских институтах. Этот год был представлен в тринадцати смальтах, кратких клипов, вырванных из времени и пространства событий. Точно так же, как наша память расчленяет прошлое на фрагменты, уверяя нас, что это прошлое последовательно и непрерывно. Точно так же, как наше «Я» покорно придумывает связи между кусочками нашей памяти, читатель может, да что там может, просто вынужден до придумывать связи между тринадцатью клипами. В итоге каждый читатель творит собственную вселенную смыслов, где основой выступает 13 смыслов автора и пара сотен тысяч знаков пунктуации. Это абсолютный апофеоз беспочвенности философской реальности Постмодерна. Я выставил отрывки книги на своем сайте, открыв свободный доступ всем жителям Всемирной паутины. Самыми въедливыми читателями оказались: глава профсоюза студентов нашего вуза, поэт из Тулона и глава сейсмогеологической миссии на склонах французских Пиреней.