Антон, наконец, понял, что сейчас произошло. Он в спешке убрал руки от меня и принялся поправлять свои штаны. Никогда не видела, чтобы мужчина так быстро засунул свой член обратно в ширинку и поднял руки.

- Парни, парни, я все объясню, - истерично улыбаясь и держа руки над головой тараторил Антон.

Этот ублюдок не боялся ментов или учителей, он всегда выходил чистым из воды при любом раскладе. Его родители всегда могли и договаривались о мирном и быстром решении вопросов.

Но, несмотря на надежный тыл, Воробьев никак не мог противостоять нескольким качкам. На его лице отразилась тень испуга и растерянности. Сейчас он в какой-то степени находился на моем месте. Его окружили и загнали в угол, бежать некуда и никто не поможет…

Воробьев улыбнулся и открыл рот, но не успел ничего сказать. Влад с размаху ударил его в челюсть, потом еще раз и еще. Хруст костной ткани и брызги крови наполнили комнату.

Только тогда я очнулась и просто сползла по стене вниз словно безжизненное тело. Мне было так плохо и страшно, что я свернулась калачиком прямо на грязном, холодном полу. Слезы медленно стекали из глаз и еще больше размазывали мой макияж. В ушах звучал сплошной шум, ни одного отдельного слова или звука, сплошной белый шум…Я словно во сне наблюдала за тем, как два незнакомых парня оттаскивают Влада от Антона, уже лежащего на полу. Лицо Воробьева было больше похоже на отбивную, чем на прежнюю смазливую мордашку. Парни едва сумели их разнять, точнее оттащить Соколова. Он разошелся не на шутку и врезал пару раз еще и своему другу, пока тот пытался его успокоить. Антон корчился на полу и пытался вытереть кровь с глаз, чтобы хоть что-то видеть.

- Влад, брат, хорош, мы с ним сами дальше разберемся, - они все еще вдвоем держали разъяренного Соколова. Это им давалось с большим трудом.

Влад несколько раз громко втянул носом воздух, затем кивнул и его отпустили. Он потер лицо руками и только потом посмотрел на меня. Я смотрела с пола в ответ. Силуэт парня постепенно становился размытым от слез, что уже застилали мне глаза. Однако я навсегда запомню ту боль, что отразилась на его лице, когда он смотрел на меня. Его глаза покраснели, он выругался и снова потер глаза.

Кафель на полу был очень холодным и меня начинало потряхивать. Стресс от пережитого также неблагоприятно отразился на моем состоянии. Зубы стучали друг об друга, а руки и ноги дрожали. Мелкий озноб пробивал меня от макушки до пяток. Однако я была не в состоянии подняться или хотя бы прикрыться. Моя грудь по-прежнему красовалась снаружи, ничем не прикрытая.

Соколов снова взглянул на Антона, а потом бросился ко мне. От его тела исходил приятный жар, что словно одеяло укутал мое тело. Горячие и сильные руки Влада очень аккуратно, словно хрустальную вазу, пытались поднять меня. Это было не просто. Я будто закоченела и совершенно не могла двигаться. Состояние можно сравнить с инсультом, когда сводит мышцы тела и ты не можешь с этим ничего поделать.

Владу потребовалось немало усилий, чтобы поднять меня и усадить к себе на колени. Он прислонился спиной к стене и согнул колени. Меня усадил на себя сверху, накрыл чьей-то курткой и крепко-крепко обнял. В отличии от тисков Воробьева эти ощущение сжатости в чужих руках было приятным. Оно дарило мне чувство безопасности и теплоты.

Боковым зрением я видела, как за дверью толпились люди. Парни, пришедшие с Соколовым быстро закрыли ее, чтобы все происходящее осталось скрытым от посторонних глаз.

Последнее, что я помню из того вечера, это то как Влад поднимает меня на руки и куда-то несет. В его объятиях было спокойно и безопасно. Несмотря на нашу вечную ругань, я доверяла ему.