Лето закончилось, мы уехали в город вместе с собакой. Том остался в деревне на весь сентябрь вместе с бабушкой и дядей. Сентябрь был месяц их традиционного господства в деревенском доме. В лесу как раз пошли клюква и брусника. После окончания ягодного сезона дом закрыли на зиму, а Том переехал в городскую бабушкину квартиру. На семейном совете было решено животных поделить. Зиму Том жил у бабушки, а лето проводил с нами. Также он переезжал на школьные каникулы пообщаться с нами и с собакой.

Перемещения Тома по городу происходили преимущественно на метро. Никаких специальных переносок тогда не было. Для транспортировки кота бабушка приспособила добротную корзинку для грибов. Тома чрезвычайно интересовало все, что происходит вокруг. Он ездил в корзинке с гордо поднятой головой, которая была прикрыта предохранительной сеткой-авоськой. Напоминал он при этом почтенного старичка, нахлобучившего перед сном сеточку для волос.

Накануне Нового Года бабушка с дядей привезли нам несколько коробок и корзинок деревенских даров. Замороженную клюкву, сушеные грибы, банки с солеными огурцами… Семь или восемь коробок и корзинок. В одной из корзинок сидел Том, приехавший встретить с нами зимние праздники.

Поклажу подняли на наш десятый этаж и уже приготовились звонить в дверь. В этот момент откуда-то из темного угла выскочил некто в темной куртке с капюшоном. Схватил первую стоящую к нему корзинку, самую большую и красивую, и пустился с ней прочь по лестнице вниз.

– Отдай котенка! Котенка верни, бандит! Поставь корзинку, не то убью! – кричала бабушка, бросившаяся в погоню за вором по лестнице, забыв про свой артрит.

– Я на лифте на первый этаж! – крикнул дядя, – перехвачу его внизу.

Поняв, что попал в западню, а, может, осознав, что в украденной корзинке был всего лишь полосатый кот, не представлявший особой материальной ценности, вор оставил Тома между седьмым и шестым этажами.

В тот вечер мы все, не в силах сразу отойти от возможного печального исхода событий, по очереди не спускали нашего общего полосатого котика-подростка с колен. Он не возражал.

Характер у Тома был самый что ни есть кошачий. Он сидел на коленях лишь когда сам того хотел. Специально никогда не искал ласки, но против поглаживаний и почесываний не возражал. Свято ценил собственную независимость. Спал в одиночестве на самом настоящем кресле, куда никто, кроме него, не смел садиться. Даже наши дорогие гости.

Середина девяностых была не самым сытым временем, но котик наш должен был питаться отменно. Мы ежемесячно выдавали бабушке прибавку к пенсии для покупки диковинной в ту пору вещи – специальной кошачьей еды. По выходным в любую погоду, повязав видавший виды пуховый платок и вооружившись сумкой-тележкой, бабушка отправлялась на известный каждому петербуржцу Сенной рынок. Закупив продуктов на неделю, она принималась искать затерянный среди многочисленных лотков, палаток и ларьков единственный на рынке киоск с необычной надписью «Товары для животных».

– Не подскажете, где тут для кошек и для собак питание продают? – спрашивала бабушка у хмурых покупателей товаров первой необходимости.

– Бабка, тут самим скоро жрать будет нечего, а ты для кошек и собак еду покупаешь! – как-то отчитал бабушку продавец ножек Буша.

Том вырос и превратился в крупного полосатого кота роскошной наружности. Он по-прежнему гостил у нас на каникулах, воспринимая нашу квартиру как одну из своих многочисленных царских резиденций.

Время шло, и с нами жила уже другая собака. Ей Том живо объяснил, кто главный и каково ее место в жизни. Подошел и со всего размаху влепил когтистой лапой по немаленькому собачьему носу. Собака расстановку сил поняла и в присутствии Тома ходила по стеночке, поджав хвост.