Приходим на луг, отстегиваем Мура от Кузьмича, и песик начинает носиться. Трава, как водится, ему пузичко щекочет, радостно и беззаботно Мур носится кругами, вспрыгивает всеми четырьмя, раззявив пасть, время от времени подбегая к нам проверить, радостно ли нам тоже и видим ли мы, как ему тут клево, в этом мире, присаживается, заглядывает ликующе нам в лица, ждет подтверждения. Мы улыбаемся, киваем, мол, да, Мур, – жизнь прекрасна, иди, скачи дальше. А тут Кузьмичу звонят и зовут в бильярд. Праздник же – все празднуют. Ну кто не знает, девочки, бильярд – это святое. Зовут, надо идти. (Святого у мужчин, между прочим, есть чуток – бильярд, рыбалка, баня, такое все…) Оставляет нас Кузьмич на лугу, а сам – туда, где море огней.

Мур измотался, устал страшно. Он же еще маленький. Собираем манатки – мячик, миску для воды, бутылку неполную с водой, еле телепаемся домой. Он усаживается отдыхать у каждого столба – то жука рассматривает, энтомолог юный, то цветок обнюхивает. А тут еще люди гребут навстречу – интересно же, запахи разные, праздник, ну. Причем интерес двусторонний. И надо отбиваться – все тянут руки погладить мягкую спинку и сделать замечание, что вся собака – красавец, но в конце собаки – пыльно, обтрусить бы. А Мур садится и садится, устал от впечатлений, столько всего интересного. А вскоре совсем прилег, соснуть часок в траве. Ну я подхватываю его на руки – так быстрей, он не возражает, умаялся.

А тут парк перекрыли, сержант всех заворачивает – Большой Брат должен как раз сейчас пройти по мосту, со свитой, депутатским значком на лацкане пиджака, жуликоватым – знакомым по фотографиям – таблом, в мерцающих каменьями часах, с барсеткой «Прада» и другими первичными половыми признаками. А сержант – мальчик знакомый – у папы моего тренировался, у нас по вечерам чай пил с сыром после тренировок. Я, помахивая собакой дружелюбно, ему, мол, Гриша, пропусти, а то я в джинсах драных не по-праздничному и вся заслюнявленная, потому что язык Мура у меня на плече уже валяется, хотя щенячий интерес к жизни не ослабевает – этим мы все отличаемся, наша семейка, да. Мы можем уже без сознания на каталке, но интересное не пропустим ни за что, глаз приоткроем, рассмотрим, запомним, запишем.

Гриша добрый мне – ну бегите, только быстро, а то мне попадет. Быстро мы умеем бегать, мой папа – тренер был, говорила я? Но это если налегке, а если волочь на себе уставшую толстенькую собаку, хоть и трехмесячную, но коренастую, сбитую и расслабленную, тут я мировых рекордов по бегу на короткие дистанции не побью. Ну правильно вы догадались, если догадались. Мы вышли один на один, прямо на середине моста, как в кино. Я с собакой наперевес, и он со свитой. Мур, молодец, чуткий, драматургию почувствовал сразу, увидел, что на нас неторопливо и церемонно шествует колонна с предводителем уездного дворянства. Все такие чопорные, стерильные. А он, главный, – ну чисто аум сенрике, что с японского языка переводится как «чистая истина», ну.

Мур, собственно как и я, такого не любит. Ну не любит он пафоса и вот этого вот, как будто люди – небожители, нектар хлебают, пыльцой столуются и не писяют совсем никогда. Вот когда я услышала Амуров потенциал – каКККой у него мощный бААс! Шаляпин впал в депрессию от зависти и удавился бы! Повиснув у меня на руках, мой щен виртуозно откостерил его величие по всем статьям и со всех сторон. Мощно, уверенно, презрительно. Красавчик.

Кстати, как смешно кидаются в сторону, скокают от страха и неожиданности эти пацаны – умора. Нервы ни к черту – чуть с моста не сиганули с испугу.