– Прикольно! – бесстыдно ощерилась Наоми.

– Вот только правительство так не считало. И оно объявило вне закона любые художественные изображения актеров кабуки.

– Но это же идиотизм! – возмутилась девушка.

– Ну, в общем, да. Короче говоря, Утагава вместо людей-актеров изобразил кошек. Такой вот способ он придумал, чтобы обойти цензуру.

– Смышленый парень! – Она снова обратилась к книге, разглядывая гравюру, на которой три кошки в кимоно сидели вокруг низкого столика, играя на сямисэн[10].

– Мой старик-учитель был просто повернут на этом художнике.

– А где сейчас твой учитель?

– Ушел в мир иной, – ответил Кентаро и указал на фото на стене: – Вот он на снимке.

Наоми поглядела на фотографию, где угрюмый мужчина стоял рядом с совсем еще молоденьким Кентаро, причем в том же самом салоне, где они находились сейчас.

– Вид у него очень серьезный, – заметила Наоми.

– Да, он таким и был. И невероятно строгим. Заставлял меня вставать в четыре утра и целый день прибираться и подметать в салоне. И занимался я у него этим целых два года, пока он наконец позволил притронуться к иголкам и коже. Сумасшедший старый хрыч! – с улыбкой покачал он головой.

Наоми задумчиво поглядела на Кентаро:

– А почему у тебя нет ученика?

Тот вздохнул – тихо, без обычного самодовольства:

– Ну… С чего бы начать…

– Может, с начала? – пожала плечами Наоми.

– Видишь ли, наше правительство сильно постаралось, чтобы создать дурную славу ирэдзуми – в точности как некогда попал под цензуру кабуки. Татуировки с некоторых пор начали ассоциироваться с криминальным миром. Так что желающих постигать это ремесло становилось все меньше. Знаешь, когда-то, в давние времена, носить татуировку было почетно: это был своего рода знак отличия среди пожарных. В народе пожарные пользовались любовью и большим уважением – совсем не как те бандитские отморозки, что ныне выставляют наколки напоказ. В общем, я, похоже, отклонился от темы… Так о чем я говорил?

– Ты говорил, что теперь никто не хочет учиться на хориси.

– Ах, да… Ну разумеется! В Сибуе полным-полно дилетантов, использующих для татуировки эти новомодные технологии. Никто не хочет постигать старинную методику тебори. Никто не желает трудиться в поте лица. Всем хочется чего попроще. Вот только ни одного из них настоящим художником не назовешь…

– В отличие от тебя, – улыбнулась Наоми.

Кентаро покраснел от смущения и опустил взгляд в пол.

– Пойдем уже, Наоми, – сказал он, быстро допивая чай. – Давай-ка продолжим.

И вот тогда-то это впервые и произошло.

В какой-то момент, когда Кентаро уже наполовину закончил раскрашивать татуировку, глаза его скользнули к Сибуйскому перекрестку, который он давно уже доделал. Он посмотрел на статую пса Хатико, прошелся взглядом по торговым улицам Харадзюку… и тут у него что-то словно щелкнуло в голове. Он вновь глянул на статую…

Кошка исчезла!

Кентаро несколько раз моргнул и помотал головой. Может, он просто чересчур устал? Однако, посмотрев на то же место снова, убедился: кошки там больше не было.

Может, он лишь во сне изобразил ее у девчонки на спине? Ну да, это было самое простое объяснение того, что ее нет. Возможно, ему приснилось, как он вписывает в татуировку маленькую кошку, и во сне это происходило настолько живо, что он решил, будто все на самом деле.

Ну да, видимо, так оно и было. Так что все в порядке. Ведь сны порой вторгаются в реальность, не так ли?

Однако в тот же самый день, когда Кентаро собрался затенить участок тату возле Токийской телебашни, его взгляд зацепило нечто такое, отчего пробежал по телу холодок. Он прошелся глазами вверх по улице от станции Хамамацутё в направлении телебашни. И внезапно на одной из боковых улочек, ответвляющихся от крупной магистрали, увидел ту самую кошку.