Возможно, она первым делом молниеносно метнет в меня огненный шар, я же буду отбиваться, раз за разом посылая в нее хадокен – мощный энергетический заряд.

Я вообще сдержанный игрок и не прочь периодически швыряться огненными шарами, выжидая, когда она допустит ту роковую ошибку, что рано или поздно совершают все. В какой-то момент ею овладеет нетерпение, и она решит, что пора нанести решающий удар. Она подпрыгнет высоко в воздух, нацеливаясь крепко ударить мне ногой в голову. И все, кто будет это наблюдать, подумают: «Ну все, Кену кранты. Game over! Сейчас ему снесет башку».

И на самом деле они будут не так и далеки от истины. Даже страстные фанаты «уличных бойцов» могут начать нервничать, что я так долго не отвечаю на ее бросок, считая, что мне следовало бы парировать его, или как-то блокировать, или уйти из-под атаки. Но я веду себя так потому, что знаю: кое в чем я как никто силен (ведь каждый должен иметь какую-то свою, особую фишку!). Мне всегда удавалось выполнить самый мощный ход Кена быстрее, чем кому-либо, против кого мне доводилось играть. Быть может, случись мне родиться в давние времена, я бы, глядишь, прославился как самый молниеносный самурай (как, например, Тосиро Мифунэ в «Телохранителе»[28]). Или, родись я в Штатах на старом Диком Западе, я был бы точно как «благородный разбойник» Бутч Кэссиди… Или все же Санденс Кид быстрее?[29]

Итак, вот она взлетает в воздух и устремляется к моей голове – и мои большие пальцы действуют так шустро, что слышно лишь быстрое щелканье джойстика (глаза бы и не уловили этих движений!), проделывая следующее:



Затем Кен прыжком взлетает в воздух (он способен перемещаться немного дальше вбок, чем Рю, вот почему я выбираю всегда именно его), и его кулак превращается в огненный шар. Удар попадает ей в бедро, и она, отлетев назад, падает на пятую точку. И тут я делаю к ней прыжок, мощным летящим боковым ударом сбиваю ее на землю, после чего делаю сильный взмах ногой (в тот самый момент, когда она пытается подняться) и вновь сшибаю ее с ног. Чунь Ли ошеломленно поднимается, вокруг головы у нее носятся звездочки (ну, или птички), изображая головокружение. Тогда я посылаю Кена в бросок с перекатом, подкидывая ее в воздух. Она падает на площадку, скользит по ней, подымая тучу пыли, и наконец останавливается. Экран дрожит, время замедляет ход. На этом Кен победно вздымает кулак, на экране высвечиваются мои очки – все тридцать тысяч! – и звучит голос комментатора с сильным американским акцентом: «Ты победитель! Отличная работа!»

Не знаю, впрочем, что мне это даст. Вряд ли это произведет на нее приятное впечатление. Не самый, скажем, лучший способ заводить друзей, это понятно.

Я снова глянул на нее украдкой. А ведь она и впрямь меня серьезно зацепила!

Интересно, как она переживет свое поражение? Окажется ли из тех, кто свирепеет, швыряет джойстик на пол и впадает в глубокое уныние? Или попытается уболтать меня на новый бой в надежде отыграться? Или, может быть, проявит себя вполне доброжелательной неудачницей? А может, вообще вызовет во мне досаду, оставаясь холодной и невозмутимой, спокойно отнесясь к моей победе.

В одном я был абсолютно точно уверен: ей ни за что не выиграть. Пока я сам ей этого не позволю.

Итак, как бы там ни обернулось, я уже знал: я непременно должен с ней сыграть.



Финал очередной караоке-вечеринки оказался даже неприятнее, нежели она сама.

Ночь была совсем еще в юных порах – вот только мы уже далеко не были юнцами, чтобы продолжить ее в Сибуе. Собравшись в кружок перед кафе-караоке «Манэки-нэко