Ловим себя на том, что ждем дверного звонка или стука в дверь, который возвестит, что пришел новый автор дописать нашу историю – хотя прекрасно знаем, что автор заходит не через дверь, он просто появляется, и даже не так, мы не видим, не слышим его, мы просто знаем, что он есть.
…дальнейшее освоение рассказа не представляется возможным – за долгие годы, пока рассказ никто не писал, герои сами приспособились к жизни в рассказе, и если кто-то попытается перекроить их судьбу, незадачливому автору не поздоровится…
Унисонник в Пегастре
– Вы такой-то? – называют мою фамилию.
Киваю:
– Да, это я.
– Вас убили, – говорят мне.
Я уже ничему не удивляюсь – с того момента, как прихожу домой, вижу столпотворение людей в форме, что они пишут, что они обшаривают, что они ищут, что им вообще надо, это чей дом в конце-то концов, мой или их…
Не выдерживаю:
– Чему обязан?
И вот здесь уже:
– Вы такой-то?
И —
– Вас убили.
Хочу тут же парировать, что ничего меня не убили, вот он я, живой-здоровый, сами посмотрите – не парирую, буквально натыкаюсь на собственный труп на ковре в гостиной, на мне домашний халат и тапочки, череп раскроен пепельницей, что за черт… Наклоняюсь к себе, тормошу, еще надеюсь, что я встану, – понимаю, что надеяться не на что.
– Как вы это объясните?
Понимаю, что мы это спрашиваем одновременно. Я и человек в форме. Смотрим друг на друга, ищем какие-то ответы, которых нет.
– Когда вы вышли из дома? – спрашивает следователь, я вижу – спрашивает, чтобы хоть что-нибудь спросить, потому что, черт возьми, надо же что-то делать.
– Э-э-э… около шести было… Я тут спохватился, что чай кончился, а без чая сами знаете, невесело как-то…
Перебираю пачку чая в руках, как доказательство, что да, за чаем ходил, до ближайшей лавочки, могу чек… нет, не могу, чеков у нас не пробивают, и видеокамер нет, и свиде… и свидетелей нет, у нас все по-простому, взял чай и оставил деньги, потому что продавец незнамо где… так что алиби у меня нет, и… и какое еще алиби, вы о чем…
Тихонько посмеиваюсь:
– Вы же не считаете, что это я его… себя… его убил?
Следователь внимательно разглядывает пепельницу, ищет что-то, как будто сам не знает, что, вскидывает голову:
– Отпечатки ваши… будьте добры…
Холодок по спине.
– Так тут на всем мои отпечатки, как же без этого…
– Пожалуй, вы правы… кроме ваших пальчиков тут других и нет…
Говорю, сам пугаюсь своих слов:
– Убийца, наверное, в перчатках был… ну… чтобы пальчики свои не оставить…
– Возможно…
Снова молчим, снова смотрим друг на друга, чувствуем, как нелепо и бессмысленно то, что происходит, безумие какое-то…
– Вы… вы знали этого человека? – следователь давится вопросом, сам понимает, какую нелепость сморозил.
– Ну, как же мне самого себя не знать… – усмехаюсь, – еще как… И нет, брата-близнеца у меня не было…
Смотрю, как уносят меня, все еще пытаюсь понять, что происходит, все еще не могу. Проще сказать себе, что ничего не было, мне показалось, померещилось, что угодно, только не…
Уже даже и не вспоминаю про чай, какой тут чай, какое тут что, когда…
– …знаете, я что у вас нашел…
Это уже потом.
А сначала:
– Родуэлл… вы же вроде… писатель?
Меня передергивает от этого – вроде, мог бы и не напоминать про это вот вроде, автор, которого знают полтора человека…
Все верно.
А вот уже потом, когда выпили со следователем по чашке чая, когда, казалось, ничего не предвещало беды…
– Знаете, что я нашел…
Холодеют руки, так и думал, что это еще не все, что в доме окажется еще что-то такое, чего здесь быть не должно…
– Взгляните… – толстая книга падает мне на колени, вижу свою фамилию на обложке.