Всё было как тогда, в Перунов день.

Краса появилась из полутьмы неслышно, подошла вплоть, обняла, прикоснулась губами к щеке:

– Чего от костра ушёл, сокол?

– А, – Невзор неопределённо повёл плечом и спросил о другом. – Откуда это у вас в вёске столько народу?

– С Плесковщины прибежали, – Краса стала впереди него, спиной к костру, спиной к парню, прижалась спиной к его груди, – и руки Невзора сами протянулись обнять девушку. – Сейчас много народу оттуда сюда бежит, раз Плесков опять Мстиславу отдали. Семь домов поставили новых. А ты чего про них?

– Да так, – Невзор засмеялся. – Мне с тобой одной побыть хочется, а когда слишком много людей….

Краса удивлённо взметнула вверх брови, тоже рассмеялась:

– Экий ты… прямой. Ладно, идём, – девушка потянула его за руку. – Покажу что-то. За коня не беспокойся, никуда не денется.

Шли они недолго. За околицей небольшой распадок плавным и длинным языком вытекал к озеру и обрывался в него красноглинистым яром. Около яра, под развесистой ветлой, ветки которой доставали до воды, образуя над яром шалашик, Краса остановилась. Отвела ветки рукой.

– Сюда.

Невзор, наклонясь, проскользнул внутрь. Под ветками было просторно, можно было стоять, не сгибаясь. Девушка вошла следом, и ветки опустились, отрезав их от всего бешеного и кровавого мира.

– Вот здесь я и прячусь обычно от людей, – сказала она шёпотом, и её волосы коснулись щеки Невзора. Чиркнул об огниво кремень, затрещала, разбрасывая искры, береста. – Посмотри на моё убежище.

Невзор огляделся, всё время касаясь Красы то рукой, то плечом. Было похоже на пещеру, но не было затхлого пещерного духа и чувства громадной толщи земли или камня, наваленного над головой. Хорошо было. А сквозь просветы в ветках лился тонкими полотнищами лунный свет.

– Я прихожу сюда, когда мне бывает очень плохо или очень хорошо. Сейчас мне прекрасно.

Руки девушки легли Невзору на плечи.

– Я понял, – хрипло сказал парень, обнимая Красу, утопая в её широко раскрытых глазах и прерывистом дыхании, и на какое-то время забывая обо всём остальном – ныне для него была только она, Краса, девушка сумасшедшей красоты и редкого ума!

Ночная птаха опустилась на ветку, цвиркнула и вспорхнула, стряхнув на голое плечо Невзора вечернюю росу. Парень вздрогнул, а Краса выскользнула из его рук.

– Пора, Невзоре. Надо воротиться домой до зари. Отвернись, я оденусь.

Невзор молча отворотился, ждал, пока девушка шуршала одеждой, затягивая многочисленные завязки. Она неожиданно сказала.

– Когда-то, два года назад, когда мы только поселились в этих краях, я поклялась самой себе, что сюда, опричь меня, войдёт только один человек – тот мужчина, которого я смогу полюбить.

Потом, уже утром, рассёдлывая коня у крыльца дедова дома, он вспоминал, что случилось в Сбеговой вёске и невольно улыбался во весь рот.

Мать встретила на крыльце – высоком, крытом тёсом, с резными подзорами и полотенцами. Дед любил рукодельничать и строить (странно было думать о нём в прошедшем времени – любил, рукодельничал, строил, говорил, рассказывал… с самого раннего детства Невзор привык, что дед – есть, и только нынче, после менского разорения стало так, что дед – был) и свой лесной дом, вроде и не особо казовитый, изукрасил так, что проезжие купцы, бывало, останавливались с отверстым ртом. А чего и не любить – в лесу времени много.

– Невзорушко!

Сын смущённо улыбнулся, обтирая сапоги перед тем, как ступить на дедово крыльцо.

– Здравствуй, мамо.

Топилась печь. Пахло пирогами – квашню Купава поставила с вечера, в честь Дожинок, а ягоды да яблоки вчера только собрала в лесу. Меж тем, припасов в Моховой Бороде было немного, а зимовать ныне приходилось здесь, в город не покажешься. Впрочем, были и рабочие руки – прибились к хозяйству старого Калины менские сбеги, которым он, перед тем, как шагнуть навстречь налетающей переяславской коннице, успел крикнуть, в какую сторону подаваться. От них и прознала Купава о том, как погиб отец. Впрочем, мёртвым его не видела ни она, никто из тех сбегов прибившихся, потому и не спешила хоронить отца даже и в мыслях Купава.