Ночи не было – её заменяла только тишина с шелестом ветра, в котором не было дневных звуков присутствия человека.

– И зачем так цепляться за этот марафон? Самоутверждение «лично-исторической реконструкции»? Спортивный зуд? Упрямство? Всего понемногу и в то же время… Косьба, всё-таки, необычная штука. Всё тут особенно: изготовление – под себя, навык – свой, сам труд – не без удовольствия куража. Но как «приложиться» в несколько подходов? Как труд необходимый, никто ему и не обучается: как получается, то и ладно. Но сейчас надо было сразу показать квалификацию, которой не было. Да, так уж ведётся на святой Руси, что большей частью и по любому поводу, приходится сызначала…сразу всё знать самому, а откуда – пёс его знает….

Теперь, тряхнув и вывесив на руках несуразно растопыренный, но упругий и крепкий снаряд, надо было припомнить любое подходящее, пусть и мимолётное впечатление. Хоть из окна «скорого» дальнего следования на хозяина козы, который, пережидая у переезда, оставил её у тележки с ворохом свежескошенной травы, а сам наспоро выбривает зелёный клок у насыпи. Но собственные наблюдения научник приучен соотносить со всей теорией предшественников (непременно упомянув их в «списке литературы») и лишь потом вынести обоснованное суждение.

Беда только в том, что среди невообразимого множества спортивных руководств наставления по косьбе не найти! Неразрешимая коллизия: нет крестьянского труда более похожего на спорт, и тут же – совершенно ему противоположного! Чем лучше луг, тем менее он спортивен. Чем дороже будут фирменные косы «Атомик», тем нелепее будет выглядеть деревенский кустарь, хотя без него вообще ничего не может быть. Скорее уж кролики начнут уважать триммерную сечку! Но в закоулках начитанной памяти бродило смутное ощущение подсказки, где верховодил некий старичок, как в какой-нибудь китайской притче о единоборствах. И было же… нечто такое… знакомое… да вот же оно!

Оказалось, спасительное руководство есть в походных библиотечках самой рядовой комплектации, даже судовых. Особенно – судовых! («каковые», обычно, ужасают). Книга настолько классическая, что слава её неколебима с момента появления, а забвение не суждено. Только вот глубина интереса находится в прямой зависимости от уровня, что называется, морально-политической подготовки. И отзывы также могут быть: от восхищённых – «о любви», до возмущённых – «о падшей женщине, которую низкая страсть заставила пренебречь долгом к мужу, любовью к сыну»…. И не сразу вспомнят о помещике, который не только увлечён хозяйством, но и стремится к душевной близости в семейных отношениях. Что там рядовые читатели, если все как один, кинорежиссёры, берут эту часть лишь фоном к трагедийной яркости (как они полагают), части основной! Допрежь и всегда, в первую очередь, этот роман остаётся повествованием о трагической судьбе «несчастной». Надо ли разубеждать их? Художнику не зазорно увлекаться созданными образами. В этот раз он сказал много такого о женщине, что и читатели получили неустранимый перекос в сознании в чувственное восхищение.

Но роман-то, как оказалось, не об этом! К сожалению, на объяснения сейчас совершенно нет времени, надо поспешать с покосом, но после…, сдаётся, что есть тут некоторая загадка…. Уже понятно, что речь идёт об «Анне Карениной»?

Отступать поздно, а надо…быстро. Так…, вспоминать и тут же проверять каждое действие, каждый намёк. Да, всё оказалось на месте, и дело, точно, в старичке! Значит…, так…: надо постараться «подбить» молодую силу – стариковским лукавством!

– «Готова, барин; бреет, сама косит, – сказал Тит»