Лиза положила на пластиковый стол тарелку с пирожками и два компота из сухофруктов. Оправляя платье, она села прямо напротив зачарованной чем-то подруги и сказала:

– Пообещай мне, что не передумаешь!? – в блеске ее глаз читалась такая твердость, на какую можно натолкнуться не в каждом мальчишеском взгляде.

– Обещаю! – Даша почти что струсила давать слово, но выразительного взгляда Лизы она струсила еще больше.

– Вот и хорошо! – расплылась добротой Лиза, – Я тебе верю! Ты ведь ни за что не обманешь лучшую подругу! Я уже предупредила родителей, что к нам в гости приедешь только ты! Все-таки мне исполняется одиннадцать, и кого попало в такой день звать нельзя! – то ли серьезно, то ли в шутку продекларировала Лиза.

Даша загадочно поморщила носик, и спрятала остальные эмоции за питьем компота вприкуску с яблочным конвертиком.

– Значит, не забудь: в субботу, послезавтра у меня дома в три часа. Адрес я тебе на всякий случай напишу на бумажке.

Даша согласно кивала, а ее набитые конвертиком щеки, покраснев от волнения, сами стали похожи на наливные яблоки.

Прозвенел звонок, и девочки упорхнули на урок.

***

Суббота принесла оптимизм третьего к ряду солнечного дня. Для жителей большинства регионов в этом повторении нет ничего примечательного. Так бывает сплошь и рядом: что для одних обыденность, для других откровение. И, с одной стороны, хорошо, когда в твоей жизни солнечных дней больше, чем пасмурных – это огромная радость. Но с другой, стабильная радость, как правило, обречена никогда не обернуться полноценным счастьем. А радость редкая, пусть и обыденная для всех других, легко прорастает в нечто большее.

Вот почему, собираясь к Лизе на День Рождения, Даша испытывала что-то близкое к счастью, на которое никто другой, скорее всего, не обратил бы достойного внимания. Три дня солнца и почти две недели без приступов – чем не повод одеть свои любимые желтый и бледно-розовый банты.

Надежда с самого утра кружила вокруг дочери. В глубине души она, несомненно, боялась отпускать свое чадо на целый день под присмотр людей, которых до этого видела всего несколько раз на родительских собраниях. С другой стороны, как педагог, Надежда понимала: позволить Даше уйти в гости без видимых нервов – значит, дать им обеим поверить в свои силы и то, что их жизнь ничем не отличается от других.

Поэтому учительница хлопотала незаметно, а свои переживания прятала за бытовой заботой: хорошо ли они уложили Дашины волосы, и нет ли на выходном платьице незамеченных ею складок или пятнышек.

Все последнее время, начало которого не разглядеть из настоящего, обе дамы привыкли к единственному виду важных сборов – сборам к врачу. А тут праздник. Да, чужой. Но все-таки праздник. Сколько же одновременно надежд живет в этом слове.

Седьмой этаж, слева железная дверь с глазком, закамуфлированным под глаз миньона. Надежда встала за спиной дочери, положив тягучие руки ей на плечи. Обе нервничали, и когда с обратной стороны двери, отщелкивая замком, кто-то закашлялся, они одинаковым взглядом, в котором читалось хулиганское желание убежать, посмотрели друг на друга, но остались стоять на месте.

Дверь распахнулась, и все семейство Лис нацелило свои обезоруживающие улыбки на беззащитных гостей.

– Здравствуйте! Проходите! Раздевайтесь! Разувайтесь! – перекрикивая друг дружку, настаивали они.

Волнение отшатнулось. Бывают такие люди, которым не надо выставлять напоказ свою доброжелательность, она просвечивает из них сама, при любом освещении. Лис, несомненно, находились в авангарде этого скромного отряда добродышащих светляков.