– Председатель?

– Захар Иванович Солодов. Руководит артелью со дня организации. Коммунист, орденоносец.

– В армию его не взяли?

– Годы вышли. Ему уже шестьдесят два.

– Жители все – местные уроженцы или есть пришлые? Сейчас, может быть, живут эвакуированные?

– Нет, все коренные старожилы. Ни пришлых, ни эвакуированных в Степанове нет.

– А как же Быхин? Ведь он из Татарии.

– Он проживает в районе около пяти лет.

– В протоколе допроса говорится только о трех годах.

– Это те, что он проработал в Степанове. А до этого Быхин был пастухом в Беклемишеве, затем полевым сторожем в Лужках, работал где-то еще, но где – я пока не знаю.

– Почему он ушел из Беклемишева и Лужков?

– Не могу сказать. Я не спросил. Старик он дряхлый, больной, на допросе еле сидел.

Корж понял, что ему самому придется выяснять этот вопрос.

– В ночь на тринадцатое никто из посторонних в Степанове не ночевал?

– Нет. В колхозе заведен порядок: немедленно сообщать в правление о каждом новом человеке, будь то родственник, гость или случайный прохожий.

– А ночью можно пройти через село незаметно?

– Вряд ли. Сторожа дежурят у складов и ферм, на пожарной вышке и у мельницы. Кроме того, по селу патрулируют три группы по два человека из колхозной военизированной дружины.

– Ого! У них есть даже такая! Из кого она состоит?

– Молодежь, подростки.

– Кто руководит?

– Кузнец Антон Бурдин. Прошел всю империалистическую и гражданскую, так что дело знает.

– Двенадцатого никто из жителей села не отлучался?

– Кроме сторожа сада Быхина и ребятишек, ездивших в ночное, никто.

– Ребятишки ездили в ночное, – задумчиво повторил Корж. – Это тоже интересно. Вы, случаем, не знаете, где они были?

Стрельцов улыбнулся.

– Очень хорошо знаю. До войны сам туда частенько ездил. Отменная рыбалка с бредешком.

– Вот как!

– Да, – продолжал Стрельцов. – Ниже села, если идти по течению Волги, есть небольшая луговина с озером. Рыбы в нем!.. Прямо хоть ложкой черпай. А кругом очень хорошая сочная трава. Но косить ее нельзя – мешают кочки, кустарник. И вот, чтобы она не пропадала, там и пасут по ночам лошадей.

– Как я понял, луговина расположена уже за садом?

– Совершенно верно.

– Далеко от дороги?

– Не очень.

– Могли бы ребята услышать или увидеть, что происходит на дороге? Например, идет кто-нибудь или едет?

– Право, не знаю. Если не спали…

– Вы беседовали с ними?

– Да что они могут рассказать? Как пекли картошку в углях или ловили рыбу…

Корж недовольно покачал головой.

– Это вы зря, сержант. У ребятишек глаза острые, и, зачастую, они видят больше, чем на их месте увидел бы взрослый. Обязательно нужно будет с ними потолковать… А можно пройти в сад, не заходя в село?

– Кругом поля. Рожь.

– В ней-то как раз и удобно подобраться незаметно. Вы не смотрели, – может, протоптан след?

– Вот, сегодня собирался туда…

– Н-да… – Корж помолчал, задумчиво барабаня по столу пальцами. – Мне нужна карта района. Я хочу подробней знать расположение Степанова и окружающей его местности.

– Сейчас принесу. – Сержант встал, но в это время в дверь постучали. – Войдите! – громко сказал он.

В кабинет вошел дежурный райотделения и с ним длинный, как жердь, бородатый мужчина в потертом бушлате и видавшей виды, помятой фуражке с якорьком на околыше. Дежурный кивнул на него:

– К вам, товарищ сержант.

– Я вас слушаю, – обратился Стрельцов к посетителю.

Тот снял с головы фуражку и, переступив с ноги на ногу, смущенно произнес:

– Тут такое дело, товарищ начальник… Я, значит, водолив с пристани. Может, слышали: Трофимов Ефим Сидорыч.

– Ну-ну, в чем же ваше дело заключается?

– Да как бы вам сказать…. Лодка у нас пропала. Казенная… Только-только получили новенькую, покрасить даже не успели…