Из данного умозаключения следует бесспорный факт, а именно: в приведенном контексте уместно говорить о предмете научного интереса семантики или герменевтики, но не о социологии, девиантологии или криминологии, объектом которых выступает общество в целом, а предметами соответственно закономерности и феноменология его отдельных сторон: отклоняющегося поведения или преступной деятельности.
Важным методологическим пороком является абстрактная спекуляция на дефинициях. Речь идет о некорректном наполнении понятия не свойственным ему содержанием. Социальным конструктом выступает любое явление, процесс или социальный факт. Поэтому применение данного определения к преступности не является исключением, что подвергает фальсификации всю логическую цепь последующих рассуждений о несостоятельности детерминизма и непознаваемости причинно-следственных связей в криминологии.
В рамках особенностей познавательных возможностей человека любое исследуемое явление выступает двойственным конструктом: во-первых, как субъективно выделенный объект и предмет изучения; во-вторых, как искусственно смоделированная система его отражения в научном знании. Весь объем социального, включая категорию общества как такового, формируется абсолютно тождественным образом. Более того, логически весь объем категории социального есть социальный ноумен, в себе и для себя сущий, и в силу законов природы мышления непознаваемый. Наблюдателю доступна лишь его феноменальная составляющая – та сторона, которая доступна внешнему исследованию. Но феноменальность общественных явлений – всегда имманентный продукт человеческой деятельности, материальной или духовной. Наиболее полно этот факт отражен в определении культуры, соединяющей в себе обе стороны в опредмеченной форме.
Распредмеченно фиксировать данную неразделимую дуальность социальной феноменологии призвана социальная философия, тогда как весь последовательный ряд социальных наук функционально отражает общественные феномены в их предметном различении как системы, подсистемы или даже элементы систем целокупности организационного строения социума в качестве предельно возможного в границах познания социального конструкта.
И если любой познавательный конструкт, как физическая реальность, в действительности имеет фиксированные на данный момент исторического времени границы, например, размеры атома, физические пределы земного шара и т. д., то любой выделенный для исследования социальный конструкт, продукт материальной или мыслительной деятельности субъекта, расположенный в границах заданной физической реальности, условен в своих параметрах по определению. Мы достаточно полно показали это на примере культуры, но это касается всех, в том числе институциональных, социальных явлений. Так, например, реальных, т. е. физических, границ государства также не существует, ибо государственная граница – социальный конструкт – норма международного права, а не физическая реальность. Но системно выделенные или, иначе, отчужденные в понятии, данные социальные конструкты выступают в качестве действительных систем по отношению к составляющим их социальным конструктам (явлениям и их совокупности) более узкого масштаба, т. е. социального смысла.
Изложенное не является новеллой, его содержание известно как истории философии, так и истории правовых и политических учений. Оно принадлежит познавательному дискурсу соответственно философии природы, социальной философии и философии права. Следовательно, представляется более целесообразным использовать объективную методологию более широких познавательных систем, чем пытаться соединить предметные поля естественнонаучного и социального знания.