Покончив со своим делом, Андрей направился в холл зоны прилётов. Там его должен был ждать Анатолий, образ которого Андрей себе рисовал, исходя из тех заметок, которые выходили из-под его пера. Внешне он его представлял худым и ровным как палка, таким же физически выверенным, как и его тексты. Что же касается характера и профессиональных качеств, Анатолий представлялся Табаку приятным и тонким человеком, внимательным к подробностям, дотошным. Важная деталь – этот человек, несомненно, более опытный в поле, поступал ему в подчинение.

Взору Андрея предстала геометрическая картинка: идеально прямой Анатолий стоял в холле с прямоугольной табличкой, на которой большими буквами он написал имя латиницей.

Андрей сразу заприметил надпись и человека, её держащего. «Да, несомненно, с курением в этой командировке будет покончено», подумалось Андрею в первую очередь. Поскольку его фамилия, покинув прокрустово ложе кириллических символов, претерпела трансформацию смысла, ему тут же захотелось есть. Вторая мысль: Анатолий в самом деле был очень похож на образ, рисуемый в воображении.

– Добро пожаловать на турецкую землю или, как у нас тут на говорят, хош гельдиниз[1].

– Хош булдук[2] вам на это, – отозвался Андрей весело. Ему понравился игривый тон Толи. – Спасибо, что османской вязью не написали моё имя, меня бы это точно сбило с толку.

Толя взял у Андрея чемодан с рук на руки. Оба замялись при его передаче. Андрею стало как-то неудобно, что ручка отвалилась, и из-за содержимого, Толе стало неудобно потому, что Андрей выглядел сконфуженным, а табличка с именем Андрея так и норовила выскользнуть из-под подмышки.

Андрей и Анатолий ехали на новеньком трёхдверном «Форде Эскорте» 1982 года выпуска с открытыми окнами. Да, так примерно всё себе Андрей и представлял. Сначала от аэропорта шла нежилая полоса, потом стали появляться редкие и учащающиеся к центру города малоэтажные домики с черепичными крышами, которые виднелись с высоты полёта стальной птицы. Пространство вокруг наполняла витиеватая местная музыка, доносившаяся из открытых окон проезжающих машин. Наряду с многоцветьем немецких, французских, итальянских и американских марок, дорогу заполонили «пернатые» турецкого автопрома – «Карталы» и «Шахины»[3]. В некоторых, на передних креслах, сидя на руках у старших родственников, ехали дети, некоторые машины были битком набиты и старыми, и малыми, превышая вместимость кабины раза в два. Все эти краски по приезде непременно нужно было занести в блокнот. По улицам прогуливались военные с оружием – отзвук событий, о которых Андрей читал у коллег.

Потом въехали на какую-то, должно быть, центральную улицу. По левую руку Андрей увидел памятник Ататюрку на лошади. Победоносно восседавший в седле «отец турок» с высоты обозревал пространство. «Мы сделали великую трансформацию: перенесли нашу страну из одной эпохи в другую», вспомнились Андрею слова Ататюрка, которые он где-то читал. Многоэтажные здания из стали, камня и стекла уплотнились вдоль дороги. Андрею было невдомёк, что подобные офисные кварталы заполонят его родину через каких-то лет десять.

– Ты ведь эмгэушник? А я на Восточном учился в Ленинграде, – болтал Анатолий, лихо крутя баранку (он явно поднаторел в деле вождения в стиле безумной монашки из фильма «Жандарм из Сен-Тропе» (благо место располагало), отчего у Андрея сложилось впечатление, что здесь все так водят). – Сработаемся. С амбициями у меня всё в порядке. Да и негоже ленинградцам лезть поперёк москвичей. Это ж немыслимо, чтоб ленинградцы всё под себя подмяли, – сказал Анатолий и хитро улыбнулся, как будто что-то знает.