Паломничество экономистов и бизнесменов в квартиру к Озалам продолжалось несколько недель. Между тем ходить по улицам становилось всё опаснее.

Напечатанные на машинке «Решения 24 января» лежали в папке под мышкой у Озала. Он шёл пружинистой походкой, тень его рыхлого тела ритмично прыгала по стенам слабо освещённого коридора администрации премьер-министра.

Назначение на пост советника по вопросам экономики было для Озала неизбежной неожиданностью. Он нисколько не сомневался в своей компетентности, знал себе цену и понимал, что таких, как он, нет. Озал вошёл в кабинет к Демирелю, чтобы поблагодарить его за оказанное доверие.

– Что это у тебя? – кивнул Демирель в сторону папки с бумагами.

– Да вот список решений, необходимых для перезапуска нашей экономики, – самоуверенно ответил Озал и положил листы на стол. Демирель увлечённо забегал глазами по тексту, несколько минут спустя провёл ладонью по лысине и произнёс:

– Ты, конечно, понимаешь, что на этих листах написан сценарий революции.

– Не стоит преувеличивать. Да, изменения предлагаю кардинальные, но всё же это эволюция, ведь от меня ждут именно этого, насколько я понимаю, – сказал Озал, растянув улыбку в пухлых щеках.

– Ты считаешь, что в нынешней ситуации возможно сделать девальвацию более 30 процентов и ежедневно объявлять новый курс лиры к мировым валютам? Нам не дадут этого сделать.

– Если не сделаем, то не выйдем из того штопора, в котором находится сегодня наша экономика.

– Коалиционный парламент – это не шутки. По более простым и понятным вопросам договориться не могут. Нужно думать, как провести эти решения.

Направление Турции поменялось на сто восемьдесят градусов. Стояли амбициозные цели: сокращение инфляции, работа заводов и предприятий, курс на создание экономического чуда, как в Германии и Японии. «Решения» были, по сути, выжимкой рекомендаций, которые предлагал Турции Международный валютный фонд, как горькие и неглотаемые, но нужные стране для исцеления экономики, пилюли. Протекционистская экономическая политика, насчитывавшая более пяти десятков лет, была махом отменена.

Запустили свободное формирование цен и банковских процентных ставок, открыли нараспашку двери иностранному капиталу, затормозили протекционистские закупки сельхозтоваров. В результате шоковой терапии цены подбросило как волейбольный мяч на хорошей подаче: некоторые товары подорожали на сто процентов, какие-то на сто двадцать – сто тридцать, что-то выросло в цене на все триста. Не успев оправиться от подорожаний, турки учились работать по правилам свободной конкуренции.

Политический перевес сместился в сторону людей в погонах, поэтому новый курс необходимо было первым делом объяснить военным. На эту встречу Демирель взял с собой Озала, чтобы объяснить суть экономической программы. Об экономике говорили бойко. На вопросы о терроре столь же однозначных ответов не было. Военные требовали расширения своих полномочий.

На юге и юго-востоке Турции активизировались сепаратистские настроения, вылившиеся в очередную волну террора. Военные в секретных докладах констатировали общественные настроения, направленные на отделение – создание курдской автономии с центром в Диярбакыре. В Генштаб просачивалось лобби сторонников военного переворота. Ком проблем нарастал с такой скоростью, что люди в погонах и при оружии не заставили себя долго ждать.

Президенту Фахри Корутюрку Генштаб поставил ультиматум – либо вы поставите заслон террору, либо это сделаем мы. Корутюрк только и думал, что о скором истечении срока полномочий. Ни одна из сил в стране не приняла нервный выпад военных на свой счёт.