– Непременно! Пусть даже погибну в первую минуту.

Вскинув голову, она засмеялась так звонко и естественно, что в глазах показались слёзы.

– Ты смел и красив, Александр. Но глуп, как ребенок. На турнире нельзя погибнуть. Расшибленный локоть синьора Умберто ди Марселино, слетевшего с лошади на миланском турнире, был самым тяжким увечьем, которое мне приходилось видеть. У него отлетел доспех из-за плохой работы кузнеца. Александр, если бы они бились не тупыми деревянными копьями, Италия давно лишилась бы половины мужской знати.

Вытерев порозовевшее личико платком из рукава, она серьезно спросила:

– А как бьются на ваших турнирах? Неужели боевым оружием?

– У нас нет рыцарских турниров.

– Нет турниров? В скучном мире ты живешь, Александр. И сам ты сегодня такой грустный. И пришибленный, будто упал с лошади. Ну, Александр, улыбнись же.

По её жестам, голосу и выражению лица, Алекс понимал, что она пытается увести разговор с темы её смотрин.

– Слушай, Александр, расскажи что-нибудь. Я так много тебе рассказала, но ничего не знаю о тебе и твоем мире. Расскажи о себе.

Просьба, как выстрел, застала врасплох. Алекс перевёл взгляд на свое отражение. Его осунувшийся двойник смотрел глазами дебила.

О себе?.. Что о себе? Что я могу ей рассказать о себе?

Пауза неприлично затянулась. Зависшая на лице Джулии улыбка медленно таяла. Алекс мучительно искал слова, но никак не находил.

– Александр? – она будто пыталась помочь. – Скажи, ты находишься в такой же зале у камина?

– Нет. – Он словно очнулся. – Нет, Джулия. Каждый из нас видит свою обстановку.

– Я так и подозревала… – с сожалением вздохнула она. – Камин и флорентийский подсвечник в ином мире?.. Стало быть, я не могу видеть твоих предметов?

– Нет, Джулия.

– А если ты возьмешь что-нибудь в руку? А? Давай попробуем. Возьми что-нибудь.

Алекс хотел было возразить, но вспомнив крест матушки Бианки, который он отчетливо лицезрел, схватил в руку первое, что подвернулось – тюбик зубной пасты.

В лице Джулии ничего не поменялось. Она пару раз метнула взгляд между его лицом и ладонью.

– Ты что-то взял? Я вижу пустую ладонь.

– Это зубная паста, – растерянно ответил он.

– Что? Зубная что?

– Паста. Флакон с густой субстанцией, которую мы наносим на специальную щеточку, чтобы чистить зубы.

И оголив зубы, он показал рукой движение щетки, вызвав тень брезгливости на лице Джулии.

– Это зачем? У вас такой обряд? Церковный или светский?

– Ну… Мы делаем это несколько раз в день, чтобы зубы не болели.

– У вас культ ублажения тела? Разве это не греховно? Господь посылает нам боль как испытание и напоминание. Отец Антонио говорит, что, ублажая бренное тело, мы калечим бессмертную душу и отдаляемся от Господа. А что говорят ваши священники?

– Наши… – Алекс запнулся. – Наши не столь строги.

– Ладно, – по её тону стало понятно, что разговор о зубах ей не совсем приятен. – А скажи, Александр, если ты отпустишь флакон, как он упадёт? Прямо вниз, или как-то наискось, или вбок? Как это происходит в вашем мире?

– Чего? – тупо пробубнил Алекс, не поняв странного вопроса. Его всё больше распекала горечь из-за её смотрин.

Джулия смутилась его непониманием.

– Например, Александр… – она пыталась пояснить вопрос, и задумалась, побегав глазами. – Скажи, у вас есть сады?

– Да.

– А яблоки у вас растут?

– Ну растут…

– Прекрасно. А теперь смотри. Допустим, ты проходишь под деревом, а с ветки над твоей головой срывается яблоко. Что будет дальше?

– Оно треснет мне по башке, – с нескрываемым раздражением ответил он.

– Значит, у вас есть тяготение… – Джулия задумалась с каким-то странным затаенным интересом.