Упадок Феррары начался с 1598 года, когда из-за отсутствия законных наследников Альфонсо II, умершего в 1597 году, герцогство было ликвидировано святейшим престолом, а его земли вошли в состав Папского государства.

Алекс поднялся, включил чайник на стиралке.

Значит, до смерти папеньки Джулии осталось пять лет. В принципе, совпадало всё, только упоминания Джулии так и не удалось обнаружить.

Страх не увидеть ее нарастал, возвращая неуверенность и тревогу. Сон вновь разлаживался. А аппетит? Аппетит толком не вернулся даже в те дни, когда Алекс горстями глотал пилюли.

* * *

Раскрыв глаза в темноте, он ощутил себя бодреньким, как и бывает в затяжной бессоннице. Наощупь включил смартфон и понял, что спал меньше трех часов, и что сегодня суббота. Считал дни, проверяя, не врет ли мобильник. Затем пытался уснуть. И в этих попытках встретил рассвет, потом глухие звуки первых прохожих и дворников.

Когда двор наполнился шагами и голосами, Алекса сморил сон, прерывистый и тревожный. Проснувшись, пил кофе, смотрел какой-то тупой фильм. Потом позвонил Женька и позвал его к себе на пиво. Алекс на лету придумал ремонт в ванной и, естественно, отказался. Затем отбивался от предложения помочь с ремонтом. Уже напоследок передал привет Ленке и тут же попал впросак, забыв, что Женька нынче в любви и согласии живёт с Илоной.

Мобильник был сжат в приступе злости к другу. За всё, а особенно за его баб, с которыми тот разбегается по два раза в год. И каждую поначалу непременно зовет женой, позднее стервой и дурой.

Во второй половине дня явилась «мама». Он вынужден был так называть Любовь Даниловну для равновесия, потому что Светка так звала его маму. Стоит признать, со свекровью она сошлась естественно и непринуждённо. Алекса иной раз заедало, когда они вдвоем на него ополчались. Или бывало втроем, если считать еще и «маму».

И что? Законный выходной. С какого рожна он должен оправдываться за стул, компьютер и чайник в ванной? Значит так надо, кому какое дело. Не нужны ему ни уборка, ни пирожки.

Пирожки, кстати, Алексу пришлось поглощать с улыбкой и нахваливать, в то время, когда кусок в горло не лез.

После вечерних раздумий, он уже не видел странностей в исторических деталях. Там не было ничего, что нельзя почерпнуть из всемирной паутины. Значит, он мог когда-то знать, а потом забыть. А сейчас мозг собрал этот пазл в картинку.

Расчесывая до язв шрам над бровью, временами Алекс возвращался к версии иррациональной, где два реальных человека видят друг друга в зеркалах. Причем каждый считает другого плодом своей фантазии. Это отдавало чем-то потусторонним, а значит и невозможным, и потому отторгалось мозгом.

Хотя теперь крепла еще одна версия, по которой Алексу всё это пригрезилось. И не было никакой Джулии. Не было и не будет. Его бросило в жар. Тут боковое зрение выхватило что-то справа.

Подскочив, Алекс медленно пошел к зеркалу.

Джулия была серьезна и грустна. Без украшений, с забранными чепчиком волосами, в строгом аккуратном платье. Он не сильно разбирался в нарядах того времени, но, похоже, так должны одеваться простолюдинки.

– Где ты была всё это время? – в голосе выплеснулись укор и мольба.

– Мы ездили в Верону. На рыцарский турнир и недельные торжества по случаю женитьбы Чезаре, двоюродного племянника мачехи. – Она всматривалась в его лицо, наклоняя голову то в одну, то в другую сторону. – А ты похудел. Словно тебя одолела какая-то хворь. Но разве может болеть тот, кто не существует в реальности? – она улыбнулась глазами, едва заметно вздёрнув уголки губ.

– Это не хворь! – Алекс напоминал прорвавшийся гейзер. – Это любовь, Джулия! Я до безумия люблю тебя! Я страдал и жутко боялся не увидеть тебя снова.