– Что будем делать, выкинем его из поезда? – поинтересовалась фея, – как кота?

– Дал же бог, такую жестокую напарницу, – усмехнулся я, – остальных четверых тоже выкинешь?

Она развела руками.

– Алягер-ком-алягер…

– На войне, как на войне, – перевел Кир и добавил, – умничает.

– Брысь, морда рыжая!

– От такой слышу!

– Это и будет палево, – подвел я итог, – всем заинтересованным лицом сразу станет ясно, что я в этом поезде был. Поступим по-другому, как всегда, – я достал инъектор, – превратим врага в друга.

* * *

С Эдиком мы расстались лепшими корешами. Я заяснил ему, что Кацо ссучился и лег под ГБ. Что с гэбэшниками у меня терки, и они меня ищут, но не хотят светиться и действуют, через братву. Что никакого общака я не брал – это сучий навет, чтоб натравить босоту на честного бродягу.

– Кто ты по масти? – спрашивал Грек, потирая саднящую после инъекции шею. Я отвечал, что по масти я «один на льдине», но воровских традиций придерживаюсь с должным уважением и на легавых никогда не пахал. Домушничал в Питере и обнес хату одного сытного бобра-цеховика, а барыга оказался повязан с какой-то шишкой из Комитета. Вот гэбисты по беспределу и запустили парашу, что я скрысятничал воровские деньги, чтоб свои же меня и кокнули.

Эдик слушал пургу, которую я ему загонял и кивал с понятием. Прямая инъекция наноботов, взаимодействуя с нейротоксином от иглы, действует кумулятивно – за пару минут достигается полный контроль над разумом реципиента. Так что внимал он каждому моему слову, как божьему откровению.

– Падлой буду, Гриня, если выдам тебя, чтоб мне сдохнуть! (обязательно сдохнешь, – промурчал Кир, – с этим у нас не заржавеет). Он пообещал разузнать всё на мой счет, среди братвы и попросил не выходить из купе до самого Баку, не дай боже, кто-то из его корешей увидит меня и опознает – придется их убить. И на перроне, как-нибудь замаскироваться – вдруг меня и там искать будут.

– Замаскируюсь, – пообещал я, мама родная не узнает.

– Как мне найти тебя? – спросил он.

– Я сам найду тебя, Эдик, – сказал я и мы разошлись.

* * *

Что я знаю про Баку?

Первое – там есть нефтепромыслы и пахнет нефтью, когда ветер дует с их стороны. А промыслы там со всех сторон.

Второе – двадцать шесть Бакинских комиссаров.

Третье – Девичья башня и Старая крепость. Ну и Каспийское море, разумеется.

Через плечо у меня была моя спортивная сумка, обе руки оттягивали саквояжи Лейлы.

Да уж, благословенные сумки на колесиках изобретут только в семьдесят четвертом году.

Несмотря на ранний час, по всему огромному залу сновали люди, без устали хлопали узкими, будто обрезанными, крыльями автоматические справочные установки, монотонно и неразборчиво бубнил динамик диспетчера.

Лейла отправилась к телефону-автомату, звонить отцу, а я, как обычно прошел в автоматическую камеру хранения. Здесь было тихо, аккуратно пронумерованные ячейки поблескивали матово-черными рукоятками электронных устройств. Нашел свободную, сгрузил бабло, набрал шифр. Шифр у меня всегда от первого моего номера мессенджера ICQ (легендарной «аськи»)

Зашел в туалет, справил нужду и мо́я руки, оглядел себя в зеркале. Красаве́ц, ни дать не взять: отросшая еще больше щетина превратилась в аккуратную бородку с усами, на носу модные дымчатые очки, на голове бейсболка. Настоящий азербайджанский художник. Не знаю, как мама, но Лейла меня узнала, только когда я к ней обратился по имени.

Потное лицо приятно обдувал легкий, прохладный ветерок подземелья.

Страшно было подниматься наверх. Что там врал Лев Маркович, о том, что в прибрежном городе никогда не бывает душно?