Инжир был первый сорт – мягкий, сладкий, маслянистый.

Мы посидели с ней чинно беседуя ни о чем. Я чувствовал, что ей хочется говорить о серьезном (о моём даре, о её здоровье, о наших отношениях с Лейлой), но она стесняется. Вместо этого, рассказала, что, встав пораньше, успела полить весь сад – огород, осмотрела курятник, собрала свежие яйца. Какое счастье, когда ничего не болит! Она так любит заниматься домашним хозяйством. Летом живет здесь почти безвылазно. Её страсть – виноградник. Правда возни с ним много – то прививка, то обрезка, то опрыскивание. Зато и виноград у них каждый год отменный.

Я слушал её, а сам в основном помалкивал и вежливо улыбался.

Тут во дворе появилась их прислуга – шумная, круглая, как неваляшка армянка Наири, творящая на кухне истинные чудеса и позвала к завтраку.

Завтрак больше напоминал обед.

Стол накрыли в столовой – белоснежная скатерть, богатые столовые приборы, фарфоровая супница с парящим супом из баранины, и чурек –мягчайшая и ароматная хлебная лепешка – десять минут как из печи. Огромные розовые помидоры – сахарные на изломе, маленькие хрустящие огурчики, а на десерт невероятно сладкий арбуз.

Галина Петровна смеялась и подкладывала в тарелки добавку.

– Давно её такой не видел, – наклонившись шепнул мне Аббас Мамедович, – спасибо тебе Григорий! Проси, что хочешь, всё сделаю!

После завтрака Аббас Мамедович, сказал, что едет на базар – за продуктами. Из любопытства я увязался с ним.

Восточный базар на приезжих из северных краёв производит ошеломляющее впечатление рога изобилия, оглушает завалами разноцветных фруктов, овощей и всяких трав по грошовым ценам. Целый неповторимый мир, где царит какофония событий, звуков, цветов, запахов. Только что тебя обволакивали ароматы фруктов, и вдруг острый запах жарящегося в специях мяса щекочет обоняние.

Торговки, завидев чужих, закрывали смуглые лица ладонями и как в амбразуру глядели в щель между пальцами. Половина покупок Аббасу Мамедовичу ничего не стоила. Его узнавали и отказывались от денег. Он тут и правда был популярной личностью. Несколько раз его останавливали, чтобы поприветствовать или посоветоваться о каких-то местных делах. В один из случаев, когда платить все же пришлось, я попытался было внести свою долю, но начальник дороги с укоризненной улыбкой отвел мою руку и вытащил котлету денег такой толщины, что сразу стала ясной неуместность моего порыва и мои смятые бумажки стыдливо юркнули в карман. Потом он пошел куда-то договариваться о свежем мясе и звонить в Баку. А я направился в чайхану – поджидать, пока он вернется.

* * *

Азербайджанская чайхана – средоточие всякой улицы, площади, базара.

Мужчины могут торчать тут целыми днями (женщин там нет – они работают). Пьют чай вприкуску с колотым сахаром. Неторопливо беседуют. Чинно играют в нарды.

Характерный костяной стук нардов тонет в окружающем гаме.

Подавальщик разносил чай в маленьких приталенных стаканчиках на блюдцах целыми горстями, при этом умудряясь не пролить ни капли.

Чай был темно-красен, горяч, душист.

Прислушиваясь к непонятной тягучей восточной речи за соседними столиками, прихлебывая чай и разленившись в приятной прохладе навеса, можно было просидеть сколь угодно долго, поглядывая на пестрые ряды базара за зеленой оградой кустарника.

* * *

Пришел Аббас Мамедович и сказал, что все закуплено, можно ехать.

Мы погрузились в служебный автомобиль и рванули с ветерком.

По узким, зажатым в каменных стенах улочкам шофер гнал во весь дух. Когда вырвались на простор, поддал еще газу, и мы помчались весело по выжженной зноем равнине, прижатой выцветшим, запыленным небом.