Гугл, наш справочник по нечисти, недоступный почему-то. Ярчук и Охотник, братья-близнецы. Я их не видел, но о них многие говорят. Один выискивает нечисть, второй зачищает. Хорошо работают в паре.

И несколько других лиц. С ними я вообще не имел дела, даже в чате.

– Ну что, – спросила Светка, – кого тебе поручили?

– Понять бы самому, – отозвался я, лениво тыркая в кнопки телефона, – безымянный младенец.

– Игоша или потерчонок?

– Фиг знает, не указали.

– А не надо было их игнорировать.

Светка улыбнулась, вооружилась учебником аналитической геометрии и моей тетрадкой, отправилась делать домашнее задание. Или делать вид, что делает домашнее задание.

Я же рухнул на раскладушку и повернулся на бок, разглядывая экран телефона. И отчаянно размышлял, как без Гугла определить, с кем я столкнулся. Потерчата, потерянные дети, жаждущие имени. Игоши тоже хотят, чтобы их назвали. Я снова посмотрел на телефон. Потерчата… Назови их хоть как-нибудь. Скажи: «Если ты девочка, то Маша, а если мальчик, то Ваня».

Все это замечательно, но если это игоша? С игошами нужно четко.

Если ошибешься, игоша свирепеет.

Не знаю, насколько он опасен, может ли убить. Но это легко проверить. Достаточно ошибиться.

Ну и долго я тут буду кота за хвост тянуть? Безымянный младенец сам себя не поименует, к сожалению.

Я поднялся с раскладушки, неохотно натянул джинсовую куртку и пошел на улицу. Пять этажей, десять лестничных пролетов, и я на свободе.

На улице нет ветра. Я поднял ладонь, пробуя уловить хоть какое-то дуновение, но стоит мертвый штиль. Даже птицы не поют. Это действительно странно. Обычно тут хотя бы воробьи за еду дерутся. С таким гомоном, что хоть камнем в стаю кидайся.

За спиной скрипнуло.

Я повернулся и уставился на качели. Те ржаво зашевелились, пытаясь разогнаться. Словно кто-то их раскачивал, но ручонки оказались слабые.

Я следил за тем, как качели ходят вверх и вниз, вверх и вниз. Все упорнее, все яростнее. А вместе с тем ветра нет. И кто их раскачивает, хотелось бы знать?

Я подошел к качелям.

Те продолжали опускаться и подниматься, чуть не поддав мне под колени. Я ухватился за прут, которым качели подвешены к перекладине. Отдача хлопнула меня по ладони, и я чуть не вскрикнул, но закусил губу, пытаясь сдержаться.

И сдержать качели.

В воздухе пронесся детский смех, перешедший в тихий всхлип. И снова этот голос.

Скажи, как меня зовут, скажи, как меня зовут… скажи, как меня зовут…

Как меня зовут…

Я уставился на качели. Вроде говорило оттуда, но это не точно. А мое оружие осталось в рюкзаке. Я отпустил качели, отодвинувшись подальше. Качели пытались разогнаться, но задор, видимо, уже пропал.

***

Утром у нас закончился хлеб.

Светка выгнала за покупками меня, потому что она собиралась готовить завтрак. Я спорить не стал. Натянул джинсовую куртку и поплелся в магазин, пытаясь продрать глаза. С трудом сдерживался от желания зевнуть. И подавился свежим утренним ветром. Зато взбодрился.

Я поднял воротник куртки и покосился в сторону качелей. Те висели так, как им и положено. Можно было подумать, что мне это приснилось.

Но я знал, что нет.

Сунув руку в рюкзак, я проверил свой баллончик. Особая суперсмесь для большей части нечистой силы. Включает в себя воду, соль и еще что-то мне неведомое. Я не настолько хороший химик, чтобы разобраться.

Убедившись, что качели стали обычными, я пошел дальше. Магазин находился недалеко, и я рассчитывал минут через пять или десять быть дома. И спокойно завтракать.

Ну да, фига там.

Я уже заворачивал за угол дома, как чуть не споткнулся. Выругавшись, уставился на помешавший мне предмет. Предмет оказался ботинком. Весьма любопытно, давно у нас ботинки на улицу не выкидывали. Я присел на корточки, разглядывая бесхозную обувь. И чуть не присвистнул: в ботинке была нога. Нога продолжалась до тела. И заканчивалась головой. Включая и то, что находится посредине.