─ Ни за кого.

─ Неужели за Зелёных?

─ Ни за кого, – повторил Макс.

─ Ладно, ладно… Идём, покажу рабочее место.

Запах тоски ещё отчётливей. Одни двери распахнуты настежь, другие заперты. Сотни ладоней полируют поручни. Сотни глаз смотрят на плакат в честь очередного юбилея Демократуры. Пожелтевшие плафоны перевязаны скотчем, как раненые бойцы.

С высоты галереи ряды серых спин как щётка, все ворсинки в одном направлении ─ к стене с телевизионной панелью от пола до потолка. Сеткой цех делился на две части. Мужскую и женскую, догадался Макс.

В одно ухо бубнил новостной канал. В другое талдычил Бритый.

«У горящего здания парламента обрушилась кровля…»

─ Вставать с сиденья запрещено.

«Мирные инициативы урегулирования на южных рубежах…»

─ Не крутить педали запрещено.

«Братский Китай поставил десять составов с рисом…»

─ Крутить педали медленнее, чем надо, запрещено.

«Опасно мутировал последний штамм гриппа…»

Макс попытался прикинуть количество спин в серых комбинезонах, но быстро сбился. Двести? Триста? Пятьсот?

─ Слушай, сколько вообще людей на фабрике?

─ Вместе с тобой ─ четыреста семьдесят семь. Так что с медблоком?

─ Денег нет, говорю!

─ Ну-ну, ─ ухмыльнулся Бритый. ─ Тогда иди…

─ Прямо сейчас?

─ А чего тянуть? Вон, ─ ткнул в угол, ─ есть свободное место.

По лестнице Макс спустился на рабочий уровень. Здесь из бетонного пола росли ряды труб, увенчанных сиденьями. На трубах диски с педалями. Привод с ременной передачей уходил вниз. Там, вероятно, сообщался с основным валом электрогенератора.

Макс подошёл к свободному рабочему месту. Устроился на педалях, руки положил на рогулины, изображающие велосипедный руль.

Вращать оказалось нетрудно.

Швырк-швырк, швырк-швырк…

На телевизионном экране новости: известия о свершениях Правительства, вести с энергетического фронта, встреча братьев-китайцев в Гигаполисе, супостаты на дальних рубежах, отголоски промчавшихся эпидемий.

Швырк-швырк, швырк-швырк…

Вошёл в ритм, выровнял дыхание ─ нормально.

Нормально?

Резкий сигнал ─ конец смены. Очередным коридором в столовую. Слева направо ряды транспортёрных лент. В лентах углубления, куда выкладывают еду. Справа на стене кран. И ящик с пластиковыми стаканчиками.

Руки у поваров крепкие, щёки пышут здоровьем. Колпаки поварские лихо заломлены.

─ Быстрее, быстрее!

Есть приходится стоя, переступая за ползущей лентой. Кто не успел ─ сам виноват: ужин пропадёт навсегда.

─ Быстрее, быстрее!

В углублениях дышат паром плевки риса. Того самого, по обмену с Китаем. И хлебцы: квадратные, из каких-то опилок.

─ Быстрее, быстрее!

Макс встал рядом с мужичком. У того нездоровый румянец, пластырь на ухе. Годы давно остудили кровь, татуировки выцвели, превратились в книгу, которую не прочесть.

Макс мигом уничтожил свою порцию, а мужичок всё переступал, нехотя возил ложкой.

─ А женщины где питаются? ─ спросил Макс.

─ Здесь же, ─ ответил сосед. ─ Сначала мы пятнадцать минут, потом они.

─ Давно здесь?

─ Второй год… Не успею откинуться, охотники опять ловят.

Разговор прервал динамик с потолка:

─ Приём пищи закончен!

Голос противный, сиплый.

Возле стенного крана толчея. Наскоро хлебнул чаю (тряпка тряпкой) и обратно в коридор. Там людской поток вынес к жилому блоку. Место для ночлега больше похоже на паркинг.

Народ разошёлся по койкам, а Макс переминался, не зная, куда себя приткнуть. Выручил появившийся Бритый.

─ Держи! ─ сунул стопку мрачной ткани. ─ Бельишко тебе.

─ Почему чёрное?

─ Практично!

Указал спальное место и растворился в полумраке. Макс лёг, заложил руки за голову.

Тридцать дней, тридцать дней, тридцать дней…

Считал, лежал. Лежал, считал. Время отбивало секунды, минуты.