– Я вообще терпимо отношусь к верующим. Но веры у меня нету. Может быть оттого что моя бабушка говорила мне что бог наказал меня.

– И ты выходит, боишься Бога. А почему ты решила, что он тебя накажет. Странное у вас представление о Боге. Не похожее на христианское.

– Но я же Атеист.

– Религия, мировоззрение человека, как правило, осознается лишь частично – если вообще осознается. Нередко пациенты понятия не имеют о том, какие у них взгляды на мир; а иногда считают, что исповедуют определенную религию, а на самом деле у них совершенно иная религия.

– Но такое я слышу только впервые.

Психотерапевт усмехнулся и потом сказал

– Считаю, что мы страдаем из-за склонности определять религию слишком узко. Нам кажется, что религия должна включать в себя веру в Бога, какие-то ритуальные практики или участие в группе верующих. О человеке, который не ходит в церковь или не верит в некое Высшее Существо, мы обычно говорим: «Он нерелигиозен». Я слышал даже от ученых такие высказывания как «По сути, – буддизм не религия», или «Унитарианцы исключили религию из своих верований», или «Мистицизм – это скорее философия, чем религия». Мы пытаемся видеть в религии нечто цельное, скроенное из единого куска материала, а потом, пользуясь этим упрощенным представлением, никак не можем взять в толк, почему двое столь различных людей называют себя христианами. Или евреями. Или как это атеист может обладать куда более развитым чувством христианской морали, чем истовый католик, регулярно посещающий мессу.

– И что это значит..

– Вы должны осознать кто вы на самом деле есть.

– Вы хотите сказать что я верю во что то другое..

– Может быть, дозвольте мне рассказать один случай, Стюарт, талантливый и признанный инженер, после пятидесяти лет стал страдать сильнейшими депрессиями. Успехи на службе и счастье в семье не могли помешать тому, что он стал чувствовать себя бесполезным и порочным. «Мир стал бы лучше, если бы я умер», – сказал он, и сказал это искренне. Он дважды предпринимал чрезвычайно серьезные попытки к самоубийству. Никакие реалистические увещевания не могли развеять нереалистичность его представлений о собственной бесполезности. Не удавалось снять и обычные симптомы тяжелой депрессии – бессонницу и беспокойство. Кроме того, у него возникли досадные трудности с глотанием пищи. «Дело не в том, что пища невкусная, хотя она на самом деле невкусная; но у меня как будто железная пластинка застряла в пищеводе, и я ничего не могу проглотить, кроме жидкости». Специальное рентгенологическое обследование не обнаружило никаких физических причин его затруднений.

Относительно религии у Стюарта не было никаких колебаний: «Все очень просто, я атеист. Я научный работник, и я верю только в то, что можно видеть и трогать. Быть может, мне было бы легче, если бы я мог верить в доброго, любящего Бога. Но, скажу вам честно, я терпеть не могу весь этот вздор. В детстве я наелся этого досыта, хватит с меня». Стюарт вырос в маленькой общине на Среднем Западе, в семье строгого фундаменталиста-священника и столь же строгой его жены, и вырвался из дома и церкви при первой же возможности.

Прошло несколько месяцев лечения. Как-то Стюарт рассказал один свой короткий сон: «Я снова оказался в родительском доме в Миннесоте. Как будто я еще живу там, в детстве, но в то же время знаю, что я уже взрослый, в нынешнем возрасте. Это была ночь, и в дом вошел человек. Он пришел, чтобы всем нам перерезать горло. Я никогда не видел этого человека прежде, но странным образом я знал, что это отец одной девушки, с которой я несколько раз встречался в колледже. И это все. Больше ничего не случилось, я просто проснулся от страха, зная, что этот человек хотел всех нас зарезать».