– Матвей, а кем вы были до поступления?

– Вы имеете в виду земную жизнь?

Марк смутился. Напоминать о перерождении было крайне неприлично. Не потому, что это заставляло вспомнить, кем ты был до того, как попал на небеса, но потому, что заставляло не забывать, что в любой момент можешь и вернуться.

– Говорят, я был Фу Си.

– Не слышал.

Небо между мирами за окном лифта тянулось отвратительно долго, усугубляя неловкую паузу.

– Сложно было учиться?

– Да. Но мне нравилось.

– А сколько вы в итоге проучились?

– Семьдесят девять лет.

Марк присвистнул.

– Представляю, сколько вы за это время написали.

– Мало, очень мало, – признался китаец. – Нас учили умещать большую историю в маленький рассказ. Потом его укладывать в предложение. В итоге я пришёл к тому, что всё многословие можно выразить в одном звуке, выдохе.

Марк смотрел на попутчика широко раскрытыми глазами.

– Какая хрень. Прости, Господи.

Матвей смутился.

Лифт ворвался в новое здание. Пролетев несколько этажей, он наконец остановился.

Двери открывались, казалось, целую вечность. Этого хватило, чтобы Марк и Матвей в полной мере осознали, что они, получается, соперники.

Наконец путь оказался свободен, и попутчики бросились бегом по коридору к одиноко стоящему вдалеке столу.

Матвей хотел задержать Марка, схватив за куртку, но повезло гораздо сильнее – Марк поскользнулся, папка вылетела из рук, рукописи разлетелись по коридору. Почувствовав вину перед соперником, азиат начал собирать разбросанные по полу бумаги, складывать в стопку.

Марку вдруг показалось, что соперник решил присвоить себе часть рукописей. С громким рыком он бросился на Матвея, вырывая листы из его рук.

Какое-то время они катались по мятым, местами уже порванным бумагам, схватив друг друга за шеи.

Наконец Матвею удалось больно пнуть врага, поскальзываясь, подняться на ноги и с криками: «Она моя!» пробежать несколько метров по направлению к столу, за которым с равнодушным любопытством наблюдала за побоищем Анаэль.

Марк снял ботинок и ловко метнул его в убегающего врага. Но враг оказался коварен – не позволил ботинку в себя попасть. Схватив в охапку столько листов, сколько смог, Марк бросился по коридору к девушке за столом.

Анаэль смотрела на бегущих от лифта парней. Одного она помнила – вчерашний выскочка-графоман после двухнедельных курсов, второго она не знала. Ей нравилось такое своеобразное соперничество. Чем-то напоминает дуэли, которые она когда-то безумно любила. Правда, этим мушкетёрам явно не хватало элегантности. Она могла бы любоваться поединком вечность, всё удлиняя коридор, но надо работать.

Пришлось прекратить бардак. Коридор вернулся к привычной длине в пять метров.

– Стоп!

Соперники замерли перед столом Анаэль.

– Так, тебя, графоман, я узнала. Ты кто?

– Матвей.

– Какой же ты Матвей? Ты же китаец.

– Мне нравится быть Матвеем.

– Зачем?

– Иначе бы я вас не встретил, – Матвей смотрел на Анаэль влюблёнными глазами.

Девушка глубоко вздохнула.

– Чего ты хочешь, китаец Матвей?

– Быть всегда рядом с вами.

– Пока увольнение нас не разлучит? – девушка усмехнулась.

Матвей и Марк сконфузились. Для них, в отличие от девушки–ангела, увольнение означает развоплощение и перерождение в земной оболочке.

– Ладно, извините, выгорание. Вы чего дрались-то?

– За место автора.

Девушка посмотрела на них удивлённо.

– А вы с чего взяли, что место одно?

Парни переглянулись. И правда. Почему они решили, что вакансия ограничена?

– Таким образом, забияки, приняты оба. За боевые заслуги, как говорится. У меня завал, чтоб вы знали. Авторов не хватает – все только о Голливудах мечтают. – Она мстительно посмотрела на смутившегося Марка. – Ладно. Идите в отдел, выбирайте шконку. Шучу! Столы занимайте.