То, Что Не Является Девушкой, сначала застывает, а потом кричит – вслух и про себя, и вскоре смыкается плотными рядами. Подъезжают машины с мигалками. Девушка оказывается стиснутой даже сверху. Я ей тогда: «Надо выбираться», а она моргает безбашенно: «Куда?» – «Не маленькая, сама должна знать», – не сразу открываю все карты.

Девушка трет виски, и ни с того ни с сего начинает обалденно пахнуть сандалом.

– Помоги мне, – шепчет, – я заплачу, – ударение на последнем.

– Заплатишь? – я смеюсь. – Но у тебя нет таких денег, а у меня – прайса на услуги по спасению визжащих душ.

– Найди прайс! Я заработаю, я могу… – девушка ввинчивает в мою пустоту свои затравленные глаза и начинает выбираться из толпы, обступившей то, что несколько минут назад было подземным переходом.

…На месте взрыва много шума, гама, криков, жертв и разрушений; мало – родных и близких покойных.

Девушка удаляется от метро к бульвару: ей хочется завыть сиреной, но сегодня она не в голосе. Я догоняю ее, пытаясь успокоить:

– Понимаешь, тебе не помогут никакие деньги. У меня другие расценки.

– Что я должна делать? – она, кажется, готова выслушать самое худшее, самое-самое; и я говорю самое худшее, самое-самое банальное:

– Сама ответить на свой вопрос.

Девушка съеживается и в мою сторону не глядит: ей становится душно, она покупает бутылочку Miller’a.

Я с сожалением смотрю на удаляющуюся спину в чем-то безумно узком, и вздыхаю.

…Горячая девушка заходит в квартиру, ложится на диван и пьет холодное пиво маленькими глотками. Ее посещают мысли о второй бутылке, но встать она не может и от усталости засыпает. Я подкрадываюсь к ней, рассматриваю: расточительно голые губы, зеленая тушь, что-то узкое. А девушке снится, будто я-то ее рассматриваю! Так она видит себя: спящую на диване и сидящую у дивана. Еще ей кажется, будто она просыпается и начинает ходить по стенке, а сидящая у дивана она же радостно хлопает в ладоши.

Но это Девушка спит и видит, а по стенке хожу я, не зная, что с ней делать и как ей будет лучше, ведь она кричит sos, хотя ее не убило и никого у нее не убило… А может, у нее тоже другие расценки? Продолжая ходить по стенке, не замечаю того, как она вдруг просыпается и совершенно отчетливо начинает видеть меня.

– Эй, тебе не надоело? – она, типа, спрашивает.

Я откровенничаю:

– Еще как! Девятое воплощение…

Она откидывает голову на подушку и начинает хохотать: «Ой, не могу! Да ты только послушай! – она просто захлебывается от смеха. – Знаешь, что он мне сказал?»

Делаю вид, будто не знаю.

«Заведи себе нормального мужика с машиной, вот что, – девушка спрыгивает с кровати и бежит ко мне. – Разве не идиот?»

Я останавливаю хождение по мукам:

– Ну, хочешь, выйдем опять на поверхность, я тебе кремик куплю с плацентой – вон у тебя сколько морщинок под глазами, а тебе еще столько на…

– Может, не надо? – жалобно просит она, перебивая.

– Чего – не надо? – не понимаю.

– Ну «столько» – не надо, а? Мне бы одного недеревянного. Не надо «столько», а? – она смотрит совсем уж затравленно и становится похожей на лису, жмущуюся к полу в клетке, около которой прыгают охотничьи собаки. Я надуваю воображаемые губы:

– Что-то уж совсем примитивно… Неужели и ты – как все? Какого Хендрикса нашего Джима я тогда девятый раз воплощаюсь? Ты должна быть независима! Должна! У тебя вообще все с головой в порядке или нет? – визжу я. – Ты думаешь, тебе баксы с красивой мордой просто так даны, да? А насчет остального? – я визжу все сильнее.

Девушка смотрит отстраненно: с лица ее отваливается страдальческая маска, глаза загораются, на щеках появляются ямочки. После неожиданного преображения она сильно трясет меня за воображаемые плечи, берет за шиворот и закладывает под каблук: мое воображаемое горло оказывается сдавленным более чем реально.