Боря затянулся, выпустил колечко.

– Потому что этот Сэр оказался пророком, – сказал он задумчиво. – Всё, о чем он тогда говорил, совершилось. И Союз рухнул, и советская власть провалилась в тартарары… А мы не верили.

Он поднялся.

– Слушай, а там, в твоей пьесе, есть про Сэра?

– Нет… Я же про свой двор…

– Опять человека обманываешь! – сказал мне Асик. – Просто ты боишься писать о таком. Трусишь и заранее сам себя редактируешь: это можно, это нельзя, этого понемножку, про это вовсе молчок!

– Послушай, давай как в тот раз. Поставишь машину у нас на стоянке, завтра заберешь, – предложил вдруг Боря. – Посидим где-нибудь, поболтаем.

– Это он с радостью! – хмыкнул Асик. Он хорошо знал моё нынешнее расположение духа.

– Шашлычок, сюзьму, соленое на закусон… Идёт?

– Идёт, – быстро согласился я и проглотил слюну.

– Эх, до чего же ты слабовольный человек! – усмехнулся Асик. – Ведь дома тебя ждут… И работать ты сегодня не сможешь… А статью для газеты обещал к завтрашнему дню!

– Что-то ты разболтался, Асик! – строго одернул я его. – Мне минут на сорок работы… А ты, так уж и быть, читай, – сказал Боря и пошел дальше чинить машину.

Я сел на заднее сиденье и углубился в чтение пьесы.

«Второе действие. Вечер. За низким самодельным столиком играют в домино Исаак Давыдович, Тельман, Махмуд и Жданов. Неистово стучат костяшками. Собирающая с веревки белье жена Ольга вздрагивает при каждом ударе.

– А вот я дуплетом!

– Мимо.

– А четверочку не желаете?

– Пропускаю!

– Рыба!

Жданов хохочет пьяно, наливает из-под полы водку и быстро залпом пьет.

– Да чтобы они у вас поломались!

– Молчи, женщина! Как рыба молчи!

Из дома выходит Лола в нарядном платьице, на высоких каблуках. Следом за ней Кумуш.

– И запомни: придёшь после десяти – я тебя домой не пущу! Так и знай.

– Ну мама! Мы же договорились… Только сходим с девчонками в кино, и я сразу домой. Ну честное слово!

Целует мать и убегает со двора. Ольга подходит с тазом белья к Кумуш.

– Красивая она у тебя… Тьфу-тьфу, чтоб не сглазить, – говорит Ольга, улыбаясь вслед Лоле.

– Ой, Оля, знаешь, как страшно! Каждый вечер куда-то убегает… Или появился у нее кто-то?

– Ну если и появился – это же замечательно!

– Боюсь я за нее… Возраст у нее такой… Опасный, говорят.

– «Говорят». Будто сама не была молодой! Хотя мы с тобой и сейчас не старые! Правда? Ой, иногда хочется, как Лолка, одеться красиво, волосы завить, марафет навести и рвануть на танцы!

– Ну ты скажешь – на танцы! – смеется Кумуш.

– А что? Ну хотя бы просто в парк сходить, людей посмотреть, себя показать… Но разве с этим, – она показывает на мужа, – куда-нибудь сходишь? Только и знает, что в домино стучать да водку глушить…

Она вздыхает тяжело, продолжает собирать белье.

– Оля, знаешь, у нашей бригадирши из прядильного цеха муж нашелся… А на него тоже похоронка была… Он где-то в плену был… Контуженный, а вернулся. Живой.

Ольга обнимает соседку.

– Послушай, муж твой погиб пятнадцать лет назад.

– Шестнадцать…

– Ну, шестнадцать… А ты все на что-то надеешься… Какие твои годы?

Все на сцене замирает. Рассказчик поднимается на сцену.

Рассказчик снов:

– Отец Лолы, муж Кумуш, военный корреспондент Фархад Гизатуллин погиб в самом конце войны, в Польше… У них дома долго хранился последний треугольник с фронта… Там был нарисован самолет и написано: «Вот на таком самолете папка прилетит к своим девочкам, любимой Кумуш и крохотульке Лолочке. Ждите. Война скоро кончится. Целую, папка!» Не прилетел. Шальной снаряд попал в «виллис».

Возникает мелодия «Синий платочек» на аккордеоне. А может быть, «Голубка».

– Вот, подумал и о музыкальном оформлении спектакля. Молодец! Только кто это оценил, автор? – нудит Асик.