Я достал из багажника ярко-красные, в заводской упаковке, пластины и беспомощно вертел в руках.

Кирюха (теперь я узнал его) ловко соорудил треугольник, поставил перед потоком автомобилей на черный тормозной след ласточки, деловито прошел вперед, подобрал искореженный номерной знак из лужи, которая растеклась по асфальту. Подал мне.

Я оторопело смотрел на мятую пластину с цифрами, и, пока вертел, не зная, что с ней делать, испачкал джинсы.

– Ничего страшного, это из радиатора, тосол, – утешил Кирюха. – Дома отстирается.

Брезгливо кинув пластину в багажник, я растерянно стал спрашивать знакомца: как теперь отогнать битую машину домой? В тот момент я напрочь забыл о раненом ребенке и испорченных джинсах, все вытеснила забота о поломанной ласточке.

– На эвакуаторе будет дороговато, – вкрадчиво шептал Кирюха, озираясь по сторонам бегающими глазками. – Я мог бы отбуксировать, но спешу, а тебя здесь промурыжат несколько часов – знаю, бывал в такой переделке. Ты, главное, не парься, говори ментам про мигающий зеленый.

Наконец, приехали еще два инспектора: пожилой толстый майор с густыми бровями и молодой лейтенант богатырского сложения. Взяли наши документы у сержанта-регулировщика, что-то быстро спросили и направились к нам.

Допрос начали с меня, и неожиданно для себя я ответил словами Кирюхи: «Ехал на мигающий зеленый».

Майор записал мое показание в блокнот. Заметив пятно на джинсах, сочувственно спросил:

– Что с ногой? Повреждена?

– Испачкался, – я показал ручеек на асфальте.

Понимающе хмыкнув, грузный майор заставил меня сесть за руль, осмотрел салон, наклонился, будто рассматривая показания спидометра, а на самом деле принюхивался. Листая мои документы, спросил:

– Роман Михайлович, на какой скорости вы ехали?

– Шестьдесят пять километров, – испуганно соврал я и покраснел, заметив его взгляд на рычаг скоростей.

Он записал показания спидометра, осмотрел шины, измерил высоту рисунка протектора, хотя и так видно: резина новая. Сделал еще одну отметку в блокноте и направился к белой ауди.

Глядя ему вслед, мама возмущенно зашептала:

– Зачем ты соврал майору? Ведь горел красный.

– Струсил. И знакомый посоветовал, он в этих делах дока.

Негромко ворча, мама платочком принялась вытирать пятно с джинсов:

– Угораздило тебя, первый раз надел, и вот…

Опросив длинноволосую амазонку-водителя, майор с лейтенантом начали измерять тормозной путь и расстояние от машины до машины, затем рисовали их положение, фотографировали повреждения… Длилось это часа полтора; светофор то работал, то выключался – тогда на перекресток выходил малорослый сержант с жезлом.

Не спуская глаз с инспекторов, мама прислушивалась к их разговору.

– Парень говорит: ехал на мигающий зеленый. Неужели девица мчалась на красный? – раздумчиво спросил лейтенант, почесывая затылок.

– Она что, ненормальная? Ведь в кресле малышка, – возразил майор.

Амазонка стояла около своей машины, прижав мобильный телефон к уху. Из распахнутой джинсовой куртки на груди туго выпирала белая кофточка с пятнышком крови.

«Видимо, звонит в больницу», – подумал я и на ватных ногах робко приблизился. Виновато и хрипло выдавил:

– Как дела у малышки?

Опустив руку с телефоном, она брезгливо глянула на меня, на грязную штанину, и сердито выкрикнула:

– Уйди прочь!

– Знаете, я детский врач, могу…

– Сказала: сгинь! Убийца! – Бешеная злоба исказила молодое красивое лицо.