Ничего определенного об их отношениях она не говорила, разве что «парень, я рада, что познакомилась с тобой».

А я рад, что познакомил себя с тобой.

Как-то вечером, когда он, слушая «Новый порядок»,[20] продирался сквозь «Клаев ковчег»,[21] в дверь его комнаты постучала сестра:

– К тебе пришли.

– Ко мне?

А то. Лола прислонилась к дверному косяку. Недавно она обрила голову налысо в стиле Шинейд, и все, включая мать, решили, что она подалась в лесбиянки.

– Здесь неплохо бы прибраться. – Лола нежно погладила его по щеке. – Сбрей эту кучерявость, ей место только на лобке.

Пришла к нему Ана. Она стояла в прихожей, вся в коже, раскрасневшаяся от холода, но выглядела ослепительно: подводка для глаз, тушь для ресниц, тон-крем, губная помада и румяна.

– Там жуткий мороз, – сказала она. Перчатки, что она сжимала в руке, напоминали помятый букет.

– Привет, – только и сумел выдавить Оскар. Он знал, что сестра наверху подслушивает.

– Что ты делаешь? – спросила Ана.

– Типа ничего.

– Тогда типа сходим в кино?

– Типа отлично, – согласился он.

Наверху сестра прыгала на его кровати, тихо завывая «свидание, свидание», потом она запрыгнула ему на спину, и они оба едва не вывалились в окно.

– У нас что, свидание? – спросил он, садясь в машину Аны.

Улыбка мелькнула на ее лице: можно и так сказать.

Ана ездила на «тойоте-крессиде», и вместо того, чтобы направиться в ближайший кинотеатр, двинула в центр, в «Эмбой Мультиплекс».

– Обожаю это место, – сказала она, пытаясь припарковать машину. – Отец водил нас сюда, когда это еще был открытый кинотеатр. Ты бывал здесь с тех пор?

Он покачал головой. Но он слыхал, что отсюда часто угоняют машины.

– Эту малютку никто не угонит.

Оскару было так трудно поверить в происходящее, что он не мог воспринимать это всерьез. Пока шел фильм – «Охотник на людей», – он все ждал, что вот сейчас заявятся какие-нибудь придурки с фотокамерами и с криками «Сюрприз!» и ну щелкать их и ржать. Ого, сказал он, не желая, чтобы она забывала о его присутствии, а кино очень даже ничего. Ана кивнула; от нее пахло духами, ему незнакомыми, и, когда она прижималась к нему, жар ее тела вызывал у него головокружение.

На обратном пути Ана пожаловалась на мигрень и они ехали молча. Он попробовал включить радио, но она остановила его: не надо, башка у меня просто раскалывается. Кокаинчика? – шутливо спросил он. Нет, Оскар, спасибо. Тогда он откинулся на сиденье и уставился в окно. Мимо под бесконечными эстакадами пролетал Вудбридж, небоскребы строительной компании Хесса и прочее. Он вдруг понял, как он устал; нервозность, терзавшая его весь вечер, доконала его. Чем дольше они молчали, тем паршивее становилось у него на душе. Это просто кино, говорил он себе. Не свидание же.

Ана непонятно с чего приуныла, она все кусала нижнюю губу, пухлую, упругую, пока не перемазала зубы губной помадой. Он уже собрался сказать ей об этом, но передумал.

– Прочла что-нибудь стоящее за последнее время?

– Не-а, – ответила она. – А ты?

– Я сейчас читаю «Дюну».[22]

– Ага, – кивнула Ана. – Терпеть не могу эту книгу.

Они добрались до съезда на Элизабет, подлинной достопримечательности Нью-Джерси – промышленные отходы по обе стороны магистрали. Оскар перестал дышать, пытаясь уберечься от мерзких испарений, но Ана вдруг издала вопль, который вжал его в дверцу машины.

– Элизабет! – вопила она. – Сожми, на хрен, ноги!

Глянула на него, вскинула голову и рассмеялась.

Дома его поджидала сестра.

– Ну?

– Что ну?

– Ты ее трахнул?

– Господи, Лола, – покраснел он.

– Не ври мне.

– Я не из тех, кто торопит события.

Он умолк, вздохнул. Иными словами, я даже шарфа с нее не снял.